Венецианская маска. Книга 2 - Розалинда Лейкер

Мариэтта ускорила шаг, направляясь к Пьяцетте, где их пути неминуемо должны были пересечься, Челано собирались там усесться в гондолу. Она хотела, чтобы Элена заметила ее, и они смогли бы тогда объясниться на их тайном языке жестов. Улучив момент, когда Филиппо повернул голову, чтобы раскланяться с кем-то из своих приятелей, Мариэтта при помощи нескольких условных жестов обратилась к Элене с просьбой принять Адрианну, когда та нанесет следующий визит в палаццо Челано. Ответа, однако, не последовало, казалось, руки Элены не повиновались ей.

Елизавета тоже очень расстроилась, увидев Элену в таком ужасном состоянии, и хотя она никогда не тискала и не целовала девочку, как, например, Адрианна или кто-нибудь еще из хороших друзей мамы, она всегда чувствовала постоянно исходившую от этой красивой женщины доброту, инстинктивно понимая, что эта доброта предназначается лишь ей, Елизавете. И теперь, позабыв обо всех правилах приличия, которым ее учили, она вдруг рванулась вперед и схватила безжизненную руку Элены.

— Элена, это я. Почему мы не видимся?

Элена отреагировала на такое проявление нежности со стороны девочки очень странно — шарахнулась от нее, как от прокаженной, и прижалась к Филиппо, как бы ища защиты. Челано тут же узнал мать и дочь.

— Убери от моей жены эту дрянь Торризи! — рявкнул он, и тут же один из слуг бросился выполнять это приказание, схватив Елизавету за руку и отшвырнув ее прочь. Елизавета упала, потом, всхлипывая, стала подниматься, и Мариэтта, подбежав к ней, взяла ее на руки. Елизавета расплакалась, но не от физической боли.

— Элена меня больше не любит! — хныкала она.

— Тише! Как это не любит? Любит, и очень сильно! Ты просто напугала ее, вот и все. Кто же так подбегает вдруг ни с того, ни с сего к больному человеку? Она еще болеет и нескоро поправится.

Успокоилась Елизавета не сразу, и остаток пути молчала, подавленная. Когда они вернулись домой, одна из девочек Адрианны уже ждала ее, и скоро дети весело смеялись, играя в куклы. Мариэтта предполагала, что ребенок позабыл об этом мрачном эпизоде, но на следующий день, когда Адрианна, которой Мариэтта рассказала, что произошло, собиралась отправиться во дворец Челано, Елизавета выразилась совершенно недвусмысленно.

— Незачем Адрианне туда ходить, Элена больше не хочет дружить с нами.

Было ясно, что ребенок от своего мнения не откажется, и когда Адрианна вернулась после очередного визита во дворец, который, как и все предыдущие, не дал никаких результатов, Мариэтта уже была готова согласиться с девочкой. Но она продолжала убеждать себя, что это всего лишь депрессия, и ничего больше, стоит этой напасти отступить, и Элена снова будет, как и прежде.

Несколько дней спустя монахини привели в гости к Адрианне Бьянку, сообщив, что им теперь не дают видеться с Эленой, а лишь разрешают молиться вслух у дверей ее спальни. Мариэтту покоробило, когда сестра Джаккомина невинно заметила, какой-де добрый синьор Филиппо — подумать только, пока они молились у дверей его жены, он пригласил молодую Бьянку в гостиную и щедро угощал ее кофе и пирожными, а позже к ним присоединились и они.

— А Элена в этих молитвах не участвовала? — поинтересовалась Мариэтта у сестры Сильвии.

— Раньше она тоже читала их, а теперь уже почти не отзывается.

Бьянка при этом разговоре не присутствовала, Мариэтта отправила ее поиграть с детьми, решив, что так будет лучше. Бьянка была очень довольна — она опасалась, как бы Мариэтта снова не начала допытываться насчет ее отношений с Филиппо. Во время их последнего визита во дворец он во второй раз поцеловал ее, и ей было так жаль его — ведь он буквально заходился в связи с недомоганием Элены, которую и женой-то в полном смысле не назовешь — и она именно из-за жалости к нему не смогла устоять. Когда он ласкал ее груди, она пережила такое странное, доселе не испытанное блаженство, что ей показалось, она вот-вот растает в его объятиях. До этого Бьянка никогда еще не позволяла ему подобных вольностей. И он говорил ей такие слова, что она совсем потеряла голову, и если бы вдруг не пробудилась ее совесть, то непременно произошло бы то, о чем она могла лишь догадываться, одновременно переживая и ужас, и желание. Ей вдруг захотелось броситься в ноги бедной Элене и на коленях вымаливать у нее прощение, но разве она могла так поступить, хотя любить Филиппо было для нее самым большим желанием на свете, как и в той же степени ужасным. Самое лучшее, конечно, вообще прекратить эти визиты в палаццо Челано. Но теперь монахини явно зачастили туда на чтение молитв и вопреки всем традициям каждый раз брали туда и ее, чтобы она играла на флейте перед дверьми спальни Элены.

— Бьянка!

Мариэтта!

Бьянка опасливо спросила:

— Да?

— В следующий раз, пожалуйста, постарайся поговорить с ней через запертую дверь, если поблизости никого не будет. Как раз тебя она может и впустить, хотя никого другого видеть не желает.

Бьянка тут же поняла, что из-за этого меньше времени останется на общение с Филиппо, но, устыдившись этой мысли, твердо заявила:

— Обязательно. Может быть, после того как Элена побывает в опере, у нее вновь пробудится интерес к жизни.

— Ты сказала «в опере»? — недоверчиво переспросила Мариэтта. Адрианна тоже была слегка ошарашена этой новостью.

— Да. Дело в том, что Филиппо… Я хотела сказать, синьор Челано, сказал мне, что собирается отвезти ее на гала-концерт на следующей неделе. Это будет его последней попыткой вернуть Элену к нормальной жизни. Доктор сообщил ему, что если и это не поможет, то не поможет уже ничего, и Элена останется вечной затворницей. — Голос Бьянки дрогнул. — Ой, как мне хочется, чтобы она поправилась.

Прозвучало это вполне искренне. Независимо от ее желания видеть снова Элену в добром здравии, Бьянка понимала, что в личном плане это выздоровление ничего, кроме новых мук, ей не сулило.

Как выяснилось, Мариэтте даже не пришлось доставать билеты на этот концерт, где можно было увидеть Элену. Себастьяно и его жена любезно пригласили Мариэтту пойти с ними, они часто вытаскивали ее из дома, чтобы пойти куда-нибудь развеяться, или приглашали ее к себе. Мариэтта резонно полагала, раз Элена в состоянии направиться в оперу, то уж наверняка сможет воспринять и их тайный язык жестов.

Надевая один из своих прежних роскошных нарядов, Мариэтта испытала целую гамму приятных воспоминаний. Встав перед зеркалом, она с удовлетворением отметила, что платье не вышло из моды, хотя и сшито лет пять-шесть тому назад. Нынешний стиль так и оставил в моде большое количество нижних юбок, служивших для придания пышности надеваемому на них платью, декольте по-прежнему обрамляли кружева, а вообще, по вечерам на венецианках можно было видеть все что угодно. В огненно-красном платье, с орнаментом из серебристых петель, Мариэтта уселась между Себастьяно и другими гостями в их ложе, тут же ощутив знакомое волнение оттого, что сейчас польется музыка и зазвучат голоса исполнителей, хотя это радостное чувство омрачалось видом незнакомых людей в той ложе, где прежде так часто они сидели с Доменико и которая с самого первого дня существования этой оперы неизменно принадлежала лишь представителям рода Торризи.