Венецианская маска. Книга 2 - Розалинда Лейкер

— Но ведь была дверь из магазина в вашу прихожую.

— Новая находится наверху и ведет из твоей спальни в одну из комнат наверху, бывшую прежде небольшим чуланчиком, где мы хранили маски. Из нее получится славная детская для второго ребенка, в то время, как первый будет посапывать у себя в колыбельке. Во всяком случае, никто из близнецов не лишится законного права быть с мамой в первые месяцы своей жизни. Мариэтта, эти Челано так многого-лишили тебя, что я себе дала обет — больше у тебя им уже ничего отобрать не удастся.

— Ох, Адрианна, дорогая! Какие же вы мои добрые, вы мои надежные друзья! — воскликнула Мариэтта, обнимая Адрианну.

Джованни отвез Мариэтту вместе с ее близнецами в Венецию на своей лодке. Когда они причалили у ступенек неподалеку от Калле делла Мадонна, уже темнело. Обе женщины и сам Леонардо были в масках. Мариэтта и Адрианна под плащом спрятали по ребенку. И не впервые Мариэтта возблагодарила Венецию с ее уникальным правом пользоваться масками для того, чтобы скрыть свою внешность, которым пользовались в одинаковой мере, как закоренелые преступники, так и совершенно законопослушные граждане.

Лавка масок еще не закрылась, и продавцы суетились за прилавками, несмотря на поздний час, — карнавал был в самом разгаре. Леонардо прошел вперед проверить, в каком состоянии их дом, после чего его жена и вслед за ней Мариэтта поднялись наверх. Дом стоял погруженный в тишину, дети уже давно спали, и никто из нянь не вышел встречать их. Данило уложили в колыбель, через которую по очереди прошли все дети Савони, а Мелина получила свое место по соседству в люльке, которая была приобретена Адрианной для детей Мариэтты, когда та сообщила ей в письме, что родила близнецов. И тогда, едва только узнав эту радостную новость, тут же села писать письмо Доменико Торризи, с которым побежала к капитану Зено, и в то же день письмо Адрианны было доставлено адресату.

— Мне кажется, мы все чуточку свихнулись, — призналась Мариэтта, когда они снимали маски и мантильи, — но я действительно вне себя от радости, что мы вместе.

— Ничего, постепенно все уладится, сначала одно, затем другое, — успокоила ее Адрианна.

Конечно, не обошлось и без всякого рода тревог, но все же удалось убедить детей Савони, чтобы те никому не рассказывали, что у них в доме новорожденные. Лукреция обещала быть нема, как рыба, как только перебралась на свое прежнее местожительство к Мариэтте из родительского дома, где пребывала все время, пока синьора Торризи разрешалась от бремени в провинции.

И еще раз капитан Зено решился на одолжение: на сей раз речь шла о том, чтобы каким-то образом показать младенцев их отцу. Капитан не мог устоять перед обаянием Мариэтты, и вот однажды, когда близняшкам стукнуло уже четыре недели, Мариэтта взяла на руки Данило, а Адрианна — Мелину, и обе женщины, дождавшись рассвета, направились к мосту Пальо.

Взойдя на него, Мариэтта и Адрианна остановились. Мариэтта всматривалась в каменный орнамент мрачного перехода, соединявшего Дворец дожей и тюрьму. Она не сводила взгляда с двух выемок среди причудливой каменной резьбы, а приведенный туда Доменико прижался к одной из них и, высунув руку, стал махать им. Он видел их!

Видел, как Мариэтта победно подняла их сына. Наследник! Его наследник! Будущее его дома! Значит, он все же жил не напрасно! После этого, чувствуя, как по щекам текут слезы радости, Мариэтта, передав сына Адрианне, взяла у нее Мелину и подняла и ее, чтобы Доменико смог видеть и второе свое создание.

С острым чувством грусти Мариэтта наблюдала, как рука Доменико исчезла из проема — ему пора было уходить. И, нарушив уговор молчать, Мариэтта не выдержала и крикнула.

— Мы все ждем тебя!

Он услышал ее, но голос ее потонул в крике стаи чаек, которые пронеслись в сизоватом утреннем небе, словно вторя ей.

Вскоре у обоих стали отрастать волосики — у Данило они были темными, а в облике Мелины все резче проявлялись черты шатенки, впрочем различие заключалось не только в этом — даже характерами они отличались. Данило рос ребенком очень нелегким, в отличие от Мелины: в то время как он что ни ночь будил Мариэтту, сестра спокойно сопела себе до утра в соседней комнате. И Мариэтта была вынуждена, дабы не мешать чете Савони, проводить остаток ночи с Данило в своей комнате. И все же, как не досаждал ей малыш, она не могла представить себе, как расстанется с ним. Уже сейчас на этом детском личике ясно проступали черты Доменико, и любой, даже самый ненаблюдательный человек, без колебаний бы сказал, кто его отец. Но контактов с внешним миром у мальчика было меньше, чем у его сестры. Первое время Мариэтте ничего не стоило выдавать его за сестру — в конце концов, в пеленках-то все дети одинаковы, позже, когда черты его схожести с Доменико стали очевидными, Мариэтта решалась выходить с ним на улицу, лишь предусмотрительно надев бауту.

Елизавета влюбилась в обоих, но все же маленький Данило был ее любимчиком. Девочка понимала, что вскоре им придется расстаться и вряд ли ей выпадет счастье учить его ходить, поэтому сейчас буквально не выпускала его из рук, укачивая, напевая ему песни, которые не так давно ей приходилось слышать и самой.

Елизавета уже достаточно выросла для того, чтобы понимать, почему и по чьей вине отец ее пребывает в тюрьме и, как могла, поддерживала Мариэтту в ее вере в скорое возвращение Доменико. Девочка с большой неохотой расставалась со своим братом, когда Мариэтта разносила выполненные заказы именитым клиентам, и ей приходилось отправляться в город с матерью. Дело в том, что во избежание всякого рода инцидентов и слишком назойливых расспросов многочисленных знакомых и по настоянию Адрианны Мариэтта уже не решалась разносить заказы в одиночку. Она отправлялась вместе с Елизаветой или же с Лукрецией, помогавшей ей нести красивые, обтянутые атласом в цветные полосы коробки, в которых изготовленные маски путешествовали к своим будущим хозяевам. Если предстоял визит в какой-нибудь дворец, где молодой муж томился в одиночестве вследствие временного отсутствия по какой-либо причине его супруги, и это предполагало с его стороны определенный интерес к Мариэтте, то коробки относил кто-нибудь из молодых мастеров Савони.

Однажды Мариэтта проходила через площадь Сан-Марко с коробкой масок в руке, Елизавета, пританцовывая, шла рядом, когда вышедшая из Базилики пара привлекла ее внимание.

— Смотри-ка, Елизавета! — воскликнула она. — Вон Элена с мужем! Давай подойдем поближе.

Хотя лицо Элены было закрыто, по золотистым волосам Мариэтта безошибочно узнала ее. Она определила и то, что дела ее далеко не блестящи: ее голова странно покачивалась из стороны в сторону, шла она медленно, с трудом переставляя ноги, опираясь на руку Филиппо. Мариэтта почувствовала раздражение, видя, как Филиппо с преувеличенной озабоченностью смотрит на свою супругу — это была чистой воды игра на публику. Она ни за что бы не поверила, что он испытывает раскаяние или угрызения совести, — ведь он сам довел ее до такого состояния. Когда несколько его знакомых попытались подойти и заговорить с ним, Филиппо тут же пустился в извинения, и двое слуг из свиты Челано преградили им путь, объясняя, что, дескать, синьора чувствует себя не очень хорошо и не может пока ни с кем общаться, это ее первое появление на публике.