Герой - Наталья Викторовна Бутырская

сами, приучают к местным порядкам, к покорности. Так что мы знаем гораздо больше, чем те мальчики, что бегают по двору. Если ты вдруг задумаешь отсюда сбежать, неважно, с Аи или без нее, забудь. Это невозможно.

— Кто-то уже пытался?

— Конечно. В последний раз это было лет за пять до моего прихода. У девушки из семьи Чу родился сын, но с ним было так же, как с сыном Лан. Через несколько дней после рождения он начал задыхаться, она поддерживала его своей Ки, сколько могла. Пришел патриарх из восьмой ветви, его отец, и сильно разозлился. Он думал, что ребенок нормальный, раз прожил так долго, а потом увидел, как Чу отдает ребенку Ки, отобрал сына, бросил на землю, а Чу привязал к столбу и заставил смотреть, как тот умирает. После этого она как будто тронулась умом. То хватала чужих детей, то нянчилась с какой-то деревяшкой, а когда окрепла, сбежала. Женщины скрывали ее побег, выполняли за нее работу, подкладывали тряпки на ее матрас. Так-то кажется, что за нами особо не смотрят. Нас не пересчитывают, даже не каждый день заходят сюда, если нет на то нужды. Все в доме думали, что Чу удалось скрыться. Даже если ее сожрали дикие звери, то хотя бы на свободе. А на второй день в дом вошел тот самый патриарх и, скалясь, поблагодарил всех женщин за то, что они помогли с таким развлечением. И швырнул внутрь тело Чу, всё изуродованное, покрытое ранами и ожогами. Я не знаю, как они нашли ее в огромном лесу, но знаю, что сбежать невозможно. Никак.

— Я не собираюсь сбегать.

— А зря, — непоследовательно ответила Сюй, помолчала и спросила: — У Аи ведь девочка? В доме отца лекарь всегда по пульсу мог определить, чем болен человек.

— Две девочки, — кивнул я.

Естественно по пульсу. Пульс и проверочная Ки — лучший способ найти любую болезнь.

— Она не переживет смерть еще двоих детей. По дороге к этому месту она уже потеряла одного, еще не родившегося.

— Аи крепкая, — не понял я.

Сюй покачала головой.

— Ее убьют. Посчитают негодной, раз у нее рождаются неправильные дети. Но ты сюда пришел не из-за Аи. Что хотел узнать?

Мы с Сюй разговаривали негромко, остальные женщины разбежались по делам. Кто-то вышел наружу и хлопотал по хозяйству. Беременные и недавно родившие следили за малышами. Грудных плотно пеленали полосками ткани, приматывая руки и ноги к телу, годовалых в одних штанишках относили в закуток, отгороженный досками и прутьями, где те могли ползать и ходить, а нянькам оставалось лишь вовремя отмывать им попки и кормить. Аи после порции Ки успокоилась и уснула. И вся обстановка в доме выглядела так буднично, словно за стенами будет дворик бедного сыхеюаня на десять семей, похожий на тот, где мы жили со Шрамом.

— А что бы ты сделала, если бы всё это закончилось? Если бы распахнули ворота и сказали: «Иди куда хочешь»?

— Взяла бы своих старших сыновей за уши и хорошенько выпорола, — нахмурилась Сюй. — Стоило им только покинуть женский дом, как они принялись проказничать и подкидывать бедняжкам глупые ловушки. Всё, чему я учила, сразу же вылетело из их пустых голов. Я думала, что хотя бы своих смогу сделать нормальными людьми.

— А из какой они ветви?

Сюй горько рассмеялась:

— Из разных. Меня, как ценную свиноматку, подкладывают под разных кабанов. И зачем? Если патриархи помрут прежде, чем сыновья вырастут, то они уже не смогут добраться до вершины — их рано или поздно выкинут.

— Им там тоже нелегко приходится.

— Знаю. Тут всем нелегко. Кроме патриархов и их преемников. Особенно этот ублюдок из шестой ветви — крючконосый. Последние дни меня водят к нему. Если будет возможность, проиграй бой до того, как столкнешься с ним, или умрешь. Он никого в поединках не оставлял в живых.

— Спасибо, Сюй.

Я поклонился ей. Сюй дернулась от неожиданности, а потом криво улыбнулась в благодарность. Ей уже давно никто не кланялся.

* * *

После этого я закрылся. Вечером после ужина нашел трех выпоротых мальчишек, еще немного ускорил излечение их ран, но не разговаривал с ними. Никаких вечерних посиделок, никаких вопросов. Другие ветви только в этот день сообразили, что со мной можно было наладить общение и узнать хоть что-то о моих знаниях и умениях. Несколько раз подходили разные ребята с невинными вопросами, весьма похожими на те, что задавал Правый Двенадцать.

— А расскажи о городах?

— Слышал, что ты в Киньяне был. Императора видел? А его наложниц?

— А что за штука такая вокруг тебя светится? Сложно такой научиться?

И несмотря на правила, жесткие устои, постоянные проверки и тренировки на выживание, подростки до пятнадцати-шестнадцати лет тут были живыми, искренними, любопытными. Они неумело маскировали интерес, их глаза горели такой жаждой знаний, что я начал понимать, о чём говорил лекарь в караване Джин Фу: «Учить тебя — огромное удовольствие. Ты так хватаешься за новые знания, так слушаешь, словно до этого жил в каменной клетке и не видел в жизни ничего».

Эти мальчишки тоже жили в клетке, и им хотелось узнать больше. И мне хотелось им открыть глаза, но я уже видел, чем это заканчивается, а потому отмалчивался. При этом они, как истинные волчата, не оставляли попыток попробовать на зуб мою защиту. Я больше не убирал магическое зрение, а потому то и дело замечал голубоватые вспышки разных заклинаний, бессильно разбивающихся о защиту, обходил ловушки либо разрушал их. Зато они не доставали женщин.

А вот ребята постарше не приближались вовсе. То ли проявлять интерес к чему бы то ни было — ниже их достоинства, то ли охота за девушками меняла их полностью. Я видел в их взглядах подлинную злость и желание убить, как будто я своим существованием отравлял им жизнь.

Еще одна ночевка под куполом. Младшие под присмотром старших предприняли попытку массивной атаки, обрушив град камней, копий и заклинаний. Если бы массив разрушился, мне пришлось бы выкапываться из завала. Я не стал притворяться, что сплю, а сел и под вспышки начертил еще один купол, только поменьше, сделал вид, что если нападение не прекратится, то я поставлю еще один массив и еще… И ночи им не хватит, чтобы разбить все защиты. Лишь после этого меня оставили в покое.

На следующий день Второй вновь позвал меня на тренировку, отдал кристалл с Ки.

— Это тебе на пополнение того, что потратил за ночь. И не стоило лечить