Об искусстве и жизни. Разговоры между делом - Ирина Александровна Антонова

отношение и в многофигурной графической работе «Радиооктябрины» — фундаментальной вещи 1926 года. Какая же она сложная в интерпретации! Хотя, что Тышлер хочет сказать, в общем-то, я думаю, понятно. Рисунок посвящен дню рождения радио, а октябринами в те годы пытались заменить традиционные старые церковные крестины. Однако в этой толпе праздничного ничего нет, мы чувствуем где-то даже агрессивный напор в жутковатых фигурах, стоящих под реющими флагами, флажками и трубами.

В Москву Тышлер приехал в 1921 году и, как он сам вспоминал, начал с беспредметных композиций: «Я вплотную приступил к изучению цвета, снял с него шкурку и вынул косточку, и оставил его в чем мать родила. Я его всего в своем сознании и ощущении обнажил, лишив его определенной, какой-то случайной формы. У меня остался один спектр. В спектре есть два цветовых лагеря разного напряжения, ощущения и воздействия на глаз и нервную систему. Особенно мне помогли в этом смысле труды Бехтерева. Красный цвет со всеми его оттенками отличается, прежде всего, своей напряженностью. Синий цвет — пассивностью. Если взять пространственное расположение любых линий, то можно заметить, что вертикали по отношению к горизонталям находятся в напряженном состоянии. Поскольку диагональ имеет склонность переходить то в вертикаль, то в горизонталь, в диагональ укладываются одновременно красный и синий цвет. Я показал эти свои работы на первой дискуссионной выставке».

Тышлер не пошел по пути абстракции, он понимал значение великих абстракционистов, таких как Кандинский, Малевич, Мондриан, но все же практически он не использовал этот метод. Он изучал соотношение цвета, его энергии, мощности, но не делал его содержанием своего искусства. Он выбрал другой путь.

Одна из тем Тышлера — человек на земле. Его серии «Провинция», «Соседи» — это рассказы о детстве, жизни, людях вокруг него, повествование о мире, окружающем маленького, а потом и взрослого Александра Тышлера. В серии «Соседи» как на старинной фотографии замерли фигуры людей. Женщина у него всегда является хранительницей очага. На ней держится все, и от этого на головах женщин появляются странные огромные конструкции, из которых прорастают дети и весь мир.

Как все-таки интересно проявляются некоторые сюжеты у крупных мастеров! Тышлер делает несколько замечательных крупных листов «Расстрел голубя». Здесь мы видим конфликт добра и зла, при этом добро беззащитно, а зло вооружено. Тышлер в этой работе обращается к своим предшественникам — к Пикассо и даже к Гойе, к его знаменитой картине «Расстрел повстанцев в ночь на 3 мая 1803 года». То есть это линия тянется еще с начала XIX века вплоть до нашего времени, и у Тышлера она возникает уже на новом уровне. Видно, что он не прилепляется только к сегодняшнему дню, он видит шире и масштабнее все, что происходит вокруг него.

Тышлер был тесно связан с реалиями жизни, идущими от детства, от быта, от вещей, сотворенных руками человека, сильна была его связь и с драматическими и даже трагическими событиями, происходившими в то время в обществе, но была у него и замечательная линия лирического и удивительно теплого отношения к миру. Больше всего это проявилось в его пейзажах и в его портретах.

Его портреты — это серия свидетельств восхищения женщиной, любви к женщине, которую он показывал не только в живописи и рисунке, но и в скульптуре. Меня поражают портреты первой жены Тышлера, Анастасии. Я не знаю, какой она была, но меня восхищает значительность ее образа. Я знаю несколько изображений, почти все они даны в одном повороте, не меняется ее поза, но портреты совершенно разные, и глаза Анастасии по-разному фиксируют что-то или не фиксируют, смотрят как бы мимо. Очень значительные портреты, великолепные! Я знаю, что один искусствовед назвал одним из лучших портретов XX века — ее «Портрет со шпильками». А ведь есть еще «Портрет с птицами»! «Портрет Анастасии Степановны Тышлер с вуалью» — замечательный по глубине, красоте и внутренней сосредоточенности. Удивительное мастерство художника. А ведь это 1926 год, то есть Тышлеру нет еще тридцати лет, и он пишет такой портрет! Его профессиональный уровень здесь совершенно поразителен! Мы можем видеть, как художник опирается на реальность, а так как Анастасия Степановна была прекрасной портнихой, он создает ее поэтический образ под вуалью, в сделанной ею шляпке, в виде загадочной незнакомки. С этим портретом Тышлер выступил на второй выставке общества станковистов. Вместе с Давидом Штеренбергом[18] он был воодушевлен идеей создания новой живописи, которая бы была актуальна, современна, интересна и важна для зрителя.

Любимая тема Тышлера — женские образы. Они трансформировались в женщин со свечами на голове, с балаганчиками, где лицо заключено как бы в коробочку или в сцену. В них показана поразительно простая правда — женщина несет на своих плечах, на своей голове, на себе, весь мир. Как он умеет скомпоновать предметы, которые выбирает для этих прекрасных портретов! Эти предметы интересно рассматривать. Когда появляются свечи — это более или менее понятно, они зажжены в честь дня рождения или какого-то другого торжественного события, но есть и загадки, которые Тышлер нам предлагает.

Изображения женщин с чем-то на голове — это портреты Флоры Яковлевны Сыркиной, второй жены Александра Григорьевича. Я с ней училась в одной школе, и ей я обязана тем, что поступила в ИФЛИ. Потом мы много общались, и через нее я все время узнавала о работах Александра Григорьевича. Однажды он подарил мне необычную скульптуру. Это был другой женский мир Тышлера, воплощенный в дереве. Он оказался совершенно замечательным скульптором, необыкновенно оригинальным. Созданная им серия дриад — это женские образы, которые выглядывают, как бы освобождаются, из стволиков. Это не только скульптура, но и живопись, потому что Тышлер с большим мастерством сочетает необработанную поверхность дерева и живописную раскраску костюмов и лиц, заключенных в деревянную оболочку дриад. Они несут в себе монументальную установку, несмотря на небольшой размер, и тоже несут в себе целый мир.

Александр Тышлер и Флора Сыркина в мастерской, 1965. © Из архива Михаила Каменского

Дриады связаны с его домом в Верее, который он купил, получив Сталинскую премию. Он очень любил там бывать. В окрестностях Вереи, видимо, он и находил коряги и деревяшки, которые своей формой подсказывали художнику скульптурные изображения. Это игра, фантазия, он был во многом художником-шутником, называл свои рисунки «капричос» — фантазии. Рисовал, например, корову в шляпе с вуалью, сидящую в кресле, или «Похищение Европы», которая похищается с большим комфортом, сидя на диване на спине быка.