Малабарские вдовы - Суджата Масси

– Тик и золото, братцы, времени не боятся, – повторила Первин одно из любимых дедушкиных присловий – чтобы показать, что мелкие бытовые невзгоды ее не пугают. Бехнуш одарила ее улыбкой обожания, подтвердив, что Первин поступила правильно.

Первин заставила себя вернуться в настоящее. Она сидит за главным столом на своей собственной свадьбе, рядом с самым красивым и чутким мужчиной на свете. Пока с ней рядом Сайрус, все остальное не имеет значения.

Вскоре после часу ночи две машины проехали короткое расстояние от отеля «Грейт Истерн» до Саклат-плейс. Первин ехала со всеми Содавалла в семейном «Бьюике»: черный навощенный корпус сиял, на нем колыхались жасминовые гирлянды. Родители Первин и Растом ехали следом на машине поменьше, за рулем сидел один из шоферов отеля.

Высокие окна бунгало Содавалла были освещены, из дома тут же высыпали слуги – выразить свое почтение и предложить чаю с имбирем и лемонграссом и поднос с кумкумой, чтобы Бехнуш могла совершить последний положенный ритуал введения Первин в дом.

Первин затаила дыхание, когда свекровь погрузила палец в кумкуму и дотронулась до ее лба. Бехнуш произнесла длинную молитву по-авестийски, добавив в конце:

– Да укажет Ахурамазда тебе верный путь, ты же исполняй свои обязанности, как подобает хорошей дочери.

Бехнуш уже умастила Первин кумкумой перед самой свадьбой, но на сей раз прикосновения свекрови были иными. Они будто бы опаляли. Священники связали Первин и Сайруса религиозными узами, теперь же на них накладывались формальные узы. Для свекрови и всех членов общины Первин стала бхабхи[54] – женой одного из братьев.

Первин увидела, что родители ее стоят прямо за спиной у Бехнуш. Джамшеджи обвил рукой талию жены, как будто без него она бы не удержалась на ногах, однако не ее, а его глаза блестели от слез. «Не плачь, – подумала Первин, просительно глядя на отца. – Заплачешь ты – заплачу и я».

– Готово! – провозгласила Бехнуш, отрывая палец и вытирая его о полотенце, которое ей подала девочка-служанка. – Полагаю, Первин страшно устала. Бедняжка, столько сытной еды, столько людей. Теперь ты дома, отдохни.

Сайрус бросил на Первин быстрый взгляд и сказал:

– Да, у нее прямо глаза закрываются. Пусть Гита отведет ее наверх и поможет распаковать вещи.

Первин хотела бы остаться внизу с Сайрусом, который с готовностью принял предложение отца выпить перед сном бокал виски. Но Содавалла не сочли это уместным, так кто она такая, чтобы перечить им сразу же по приезде? А кроме того, ее родители собирались уходить – было уже совсем поздно, а до поезда домой им оставалось всего семь часов.

– Пиши обязательно. Я уже начала первое письмо. – Голос Камелии прервался, и она на прощание раскрыла дочери объятия.

Первин расцеловала маму в обе щеки.

– Буду писать каждый день. Показывай папе мои письма, если у него будет время их читать.

Джамшеджи пробормотал:

– Ни один юридический документ не сравнится по важности с твоими письмами.

– Ах, папа! Я буду постоянно по тебе скучать!

Теперь слезы потекли из глаз у Первин. Отец много лет учил ее, что юристу важно хорошо владеть письменной речью. А она отказалась от мысли стать первой женщиной-юристом в Бомбее – и тем самым положила конец его мечтам.

– Спокойной ночи, славная моя, милая доченька! – Бехнуш подманила Первин к себе, подставила напудренную щеку для поцелуя. – И не спеши вставать завтра утром. Гита принесет тебе чай в постель, когда захочешь, а завтракаем мы в десять.

Юная служанка по имени Гита не сводила с Первин глаз и все время хихикала, пока несла наверх ее чемодан. Первин помедлила у входа в брачную спальню, украшенного ярким ламбрекеном – тораном. Раньше его здесь не было, как не было и красивых узоров из толченого известняка на пороге.

– Какой красивый порог, – одобрила Первин. – Кто его так разукрасил?

– Ваша мама. А вот, посмотрите! – Гита распахнула дверь, за которой открылся интерьер, ничем не похожий на тот, который Первин видела пять дней назад.

В центре комнаты, под модной новинкой – электрическим вентилятором на потолке – стояла кровать красного дерева под высоким балдахином, накрытая розовым шелковым покрывалом. На одинаковых тумбочках из камфарного дерева по обе стороны кровати мерцали серебряные фонарики. Первин в счастливом помрачении ступила на мягкий красно-розовый ковер с узором из цветов и скачущих оленей и подошла к арке, ведущей в соседнюю комнату.

Вторым откровением стала гостиная при спальне. В отполированных медных светильниках горели свечи, освещая два стула, обитых зеленым бархатом, которые стояли рядом с чайным столиком из красного дерева. У стены – резной комод, у другой – несколько застекленных книжных шкафов.

– Ванную отремонтируют на следующей неделе, – чирикнула Гита. – Будут новый унитаз со сливом и ванна. Все современное и высшего класса, для бхабхи.

Брачные покои оказались прекрасными – и при этом пугающими. Как такое могло произойти? Если ее родители вмешались слишком активно, ей придется извиниться и даже, наверное, отправить часть мебели обратно. Но здесь стало настолько уютнее! Если честно, ей хотелось все это сохранить.

Первин обернулась, заслышав негромкие шаги. Вместо официального праздничного костюма на Сайрусе были судра и белые брюки, в которых он был и на свадьбе. Он медленно шел в ее сторону и наконец осведомился:

– Как тебе нравятся наши покои для медового месяца?

– Прекраснее не бывает. – Первин заколебалась, боясь, что подтвердятся все ее подозрения. – Меня беспокоит одно: что мои родители слишком надавили на твоих и заставили их потратиться на то, что самим им не нужно.

Сайрус встал перед ней – на лице гордость.

– Это все заказал я. Для нас с тобой.

Он из тех мужчин, что действуют стремительно – и с душевной щедростью. Если он способен на такое, чтобы ее удивить, – сколько всего прекрасного ждет впереди! Обвив руками его шею, она тихо произнесла:

– Ты самый умный и самый прекрасный мужчина. Это так романтично. Я просто поражена. Даже не могла представить себе свадебного подарка лучше.

– Съездить в свадебное путешествие у нас не получится, так что деньги у меня были. И ты представить себе не можешь, какое это счастье – заменить мою старую скрипучую кровать на эту, большую и новую.

Гита захихикала, Сайрус бросил на нее сердитый взгляд.

– Ступай! Не нужны нам в брачную ночь такие, как ты!

– Я ваша служанка, – степенно произнесла Гита, неотрывно глядя на Первин. – Что мне еще сделать?

– Пожалуйста, иди отдохни, – сказала Первин, ощущая переполнявшие ее предвкушения. – И завтра утром не приходи слишком рано.

Едва они остались наедине,