Черное сердце - Геннадий Геннадьевич Сорокин

игры и посадят за организацию притона». Мелкумян не мог рисковать. Если бы его архив попал к нам в руки, неизвестно, сколько бы он прожил.

– Думаю, немного. В следственном изоляторе сокамерники бы ночью удавили. Высокопоставленные игроки нашли бы, через кого действовать. Итог провалившейся операции: Грачева избавилась от двух любовников одним ударом. Мелкумян сбежал на родину и здесь больше не появится. Матвееву Грачева больше не нужна. Как агент она ценности не представляет.

«Вчера Сергей пришел в ярость не оттого, что это Грачева могла провалить дело, а оттого, что у нее были другие любовники, – подумал я. – Делить красотку со стариком! Что может быть позорнее для молодого, полного сил мужчины?»

– Я полностью согласен с твоими рассуждениями, – подвел итог импровизированного совещания Вьюгин. – Небольшой штрих к общей картине: Матвеев до допроса помощников Мелкумяна не знал, что Марина больше не обслуживает игроков, а стала любовницей организатора игр. Это лишний раз свидетельствует о том, что Грачева водила Матвеева за нос, использовала его для достижения своих целей.

Начальник милиции посмотрел на меня.

– Ну, а ты что думаешь? – покровительственно спросил он.

– Пуантье! – презрев возможный скандал, сказал я. – Конголезец выиграл Грачеву в карты, провел с ней ночь. На тот момент они оба учились в техникуме. Не знать, кто такая Грачева, Пуантье не мог. Я думаю, что в конце их интимной встречи Пуантье потребовал от Марины стать его любовницей. Грачевой некуда было деться, и она согласилась. В январе и начале февраля этого года у нее было трое постоянных любовников, от которых она жаждала освободиться. Расстаться с Матвеевым труда не представляло. Марина могла пригрозить, что расскажет об их отношениях жене Матвеева, и он бы сам от нее сбежал, а с Мелкумяном и Пуантье такой номер не прошел бы. Может, это стечение обстоятельств, а может быть, звенья одной цепи, но факты говорят сами за себя: Пуантье мертв, Мелкумян сбежал. Цели, которые могла ставить перед собой Грачева, достигнуты.

– Ну что, поставим на этом крест? – спросил Клементьев.

– Погоди! – остановил его начальник милиции. – Разве ты не видишь, что Андрей Николаевич рвется в бой? Выкладывай, что ты надумал?

– Разрешите мне в свободное время поработать с подозреваемыми по делу Пуантье.

– Зачем тебе это? – взглянув на часы, спросил Вьюгин. – Даже если предположить невероятное, что ты раскроешь убийство, для тебя лично ничего не изменится. Я не собираюсь поощрять сотрудника, раскрывающего преступления в соседнем районе.

– Я хочу для чистоты совести закончить работу с подозреваемыми. Я мог бы отработать их всех, никого не ставя в известность, но не хочу пересекаться с Матвеевым.

– Смотри, как он заговорил! – «удивился» услышанному Вьюгин. – Давно ты сам себе хозяином стал?

– Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы работа не страдала! – вмешался в разговор Клементьев. – Пусть отрабатывает навыки. Меньше времени на безделье останется. Убийство Пуантье – дело дохлое. С какой стороны ни копни, хуже не сделаешь.

– С чего же ты хочешь начать? – с поддевкой спросил Вьюгин. – С Грачевой?

– Нет. С человека, нарисовавшего в мужском туалете гроб на колесиках. Я догадался, кто он, и знаю, как его взять за жабры. От него перейду или к соседке по общежитию Шутовой, или к Грачевой.

– Кстати, что у нас с ней? – спросил у заместителя Вьюгин.

– Я приказал Матвееву закрыть агентурное дело в связи с утратой доверия и устно предупредил его: если он продолжит поддерживать связь с Грачевой, я возбужу служебную проверку по факту провала реализации оперативной разработки.

– В воскресенье я заступаю ответственным по отделу. Пошли ко мне Матвеева. Я на пальцах объясню ему, с кем стоит изменять жене, а от кого стоит держаться подальше.

Вьюгин посмотрел на меня, усмехнулся:

– Работай, коли заняться больше нечем! Но учти: влипнешь в историю – мы тебя вытаскивать не будем. О Матвееве можешь не беспокоиться. Он покровительствовать Грачевой больше не будет.

В общежитие я вернулся около 13.00. Общага была пустой. Почти все жильцы собрались на проводы Тимохи в заводской столовой. Я, недолго думая, пошел туда, но вовсе не с целью поднять тост за будущего солдата. Во-первых, я не мог упустить возможность наесться до отвала за счет хлебокомбината, во-вторых, мне был нужен Полысаев.

В столовой я сел за столик в углу, чтобы не попасться на глаза главному механику, выступающему в роли тамады. В разгар веселья я, сытый и практически трезвый, вышел вслед за мужиками покурить на улицу, отозвал Полысаева в сторону.

– Привези ко мне Пашу Носенко, – велел я.

Леонид Полысаев был слегка пьян, так что вначале не понял, чего я хочу.

– Куда привезти? Когда? – вытаращил глаза он.

– Ко мне в комнату. За стол больше не возвращайся. Поезжай в техникум, найди Носенко и объясни ему, что если я сегодня вечером не переговорю с ним с глазу на глаз, то в понедельник пускай будет готов отправиться на нары. Мы с ним церемониться не будем. Прямо во время занятий арестуем.

Полысаев не двинулся с места. Он еще не понял, шучу я или нет.

– Леня, ты, кажется, по собственной инициативе прибежал ко мне и заверил, что Носенко – славный парень. У тебя есть шанс спасти его. Действуй! Все в твоих руках.

Полысаев кивнул и поспешил в общежитие. Я отыскал среди курильщиков Тимоху.

– Извини, не могу принять участие в торжествах, но завтра я весь день свободен. Заходи в любой момент, посидим, потолкуем, вспомним, как ты за моей Ларисой чуть не приударил.

Тимоха попросил подождать, скользнул в столовую, вернулся с бутылкой водки.

– Спер, пока никто не видел, – объяснил он. – Водку можешь выпить за мою предстоящую службу. Завтра я обязательно зайду к тебе попрощаться, а пока, сам понимаешь, ждут!

В комнате я не удержался, открыл бутылку, выпил граммов сто, закурил.

«В классической криминалистике расследование преступлений опирается на исследование материальных доказательств. Приезжает Шерлок Холмс на место происшествия, встает на колени, ползает по комнате, обнаруживает человеческий волосок, отпечаток ботинка и окурок сигареты. Внимательно изучает их в лупу и говорит:

– Убийство совершил сын барона. Ему двадцать пять лет, окончил Оксфорд, вчера на ужин ел запеченного фазана с яблоками.

Присутствующие при этом чуде полицейские и доктор Уотсон изумляются:

– Холмс, как вам удалось это узнать?

– Элементарно, друзья мои, элементарно! Сына барона свидетели видели выходящим из этого дома вчера вечером, в час убийства. После совершенного злодеяния он поехал в ресторан, где ужинал за соседним со мной столиком. Я не мог не заметить, как у него дрожат руки, когда он прикуривал сигарету точно такой же марки, что и окурок, который я обнаружил около лужи крови. Днем ранее сын барона нечаянно наступил мне на ногу на приеме у министра иностранных дел. Я знал о том, что отношения между бароном и сыном осложнились после дела о наследстве, и специально не стал стирать со своего ботинка отпечаток его обуви. Можете убедиться, господа, они совпадают!

– Гениально! – восхищаются полицейские, а доктор Уотсон строчит в блокнот наброски для новой книги.

Но что делать, если по делу нет никаких вещественных доказательств, а подозреваемые – есть? Отказаться от расследования или прибегнуть к испробованным методам: шантажу и запугиванию? В использовании противозаконных методов нет ничего дурного. Главное, против кого они применяются и какие будут иметь последствия. Подбросил же Глеб Жеглов Кирпичу кошелек – и ничего, вся страна в восхищении от его ловкости и смекалки. Один только наивный Шарапов возмущен, но ему простительно. Он еще не стал сыщиком и вряд ли когда им станет. Преступления в белых перчатках не раскрывают. Нельзя копаться в грязи и остаться чистеньким».

В коридоре раздались голоса первых возвращающихся с торжеств жильцов. Соседи по этажу всю пятницу и в ночь на субботу запасались вином и сейчас собирались продолжить