Черное сердце - Геннадий Геннадьевич Сорокин

Носенко заверил, что даже под пытками не проронит ни слова. Я похвалил его за проявленное понимание и отпустил домой. В коридоре его встретил Тимоха и увлек к себе. У него Паша напился и остался ночевать в общежитии. На другой день его заставили опохмелиться, так что в общежитии пищевого техникума Носенко появился только вечером в воскресенье.

Прикрыв за гостем дверь, я беззвучно рассмеялся: «Кукла вуду! Вот как надо было закончить разговор! Теперь Носенко будет считать, что все мои расспросы были связаны с куклой, а не с прибором».

Сев за стол, я стал набрасывать новые версии. Игра в карты на деньги кардинально изменила ситуацию. Новая тайная сторона жизни Пуантье выдвигала своих подозреваемых: Моро, неизвестных картежников, вора, похитившего «электрический хлыст». Не стал я скидывать со счетов и самого Носенко. Чувствовалось, что рассказал он не все.

Мои размышления прервал звук открывающейся двери. Обычно я закрывался на ключ, когда садился за работу, а тут, развеселив себя куклой вуду, забыл.

Не спрашивая разрешения, вошла Ирина Шутова. На ней был короткий домашний халат, накинутый на ночную сорочку. На ногах – тапочки. Волосы были растрепаны, словно она только что встала с кровати и еще не успела причесаться. В глазах Шутовой – пустота. Взгляд ее ничего не выражал. Как заколдованная сказочным чародеем, не обращая на меня ни малейшего внимания, она скинула халат, расправила постель и легла спать. Если сказать, что я был поражен, значит, не сказать ничего.

Я смотрел на незваную гостью и не знал, что предпринять. Если бы на ее месте была Вероника, то я решил бы, что это судьба, и лег бы к ней. Если бы пришла общедоступная Марина Селезнева или Галька-парикмахерша, то я не задумываясь выгнал бы и ту и другую. Если бы в мою кровать улеглась малознакомая девушка из общежития, то я бы не дал ей уснуть, поинтересовался: «Любезнейшая, подскажите, что вы забыли в моей кровати?»

Но Шутова! Самая безобидная девушка в общежитии и на заводе. Потерянная, неухоженная.

«Что делать-то, черт возьми! – в отчаянии подумал я. – Выгнать Шутову в таком состоянии – это все равно что выбросить доверчивого котенка за дверь. С другой стороны, что обо мне подумают, когда она утром выйдет из моей комнаты?»

По неписаным законам общежития хлебокомбината девушка не могла войти в мужскую комнату в ночной рубашке под халатом. Собралась переночевать у любимого парня – надевай комбинацию. Ночная рубашка – самый интимный предмет женского гардероба. Ее доставали из тумбочки непосредственно перед сном и носили только в своей, женской комнате.

Шутова повернулась к стене, тихонько засопела. Я вылил остатки водки в стакан, залпом выпил, закурил, но спиртное не прояснило мозги, не дало подсказку, как дальше быть. Время шло, надо было что-то делать. В надежде найти выход из положения я сходил в туалет, перекинулся парой слов со знакомыми. Вернулся. Ирина мирно спала в моей кровати.

«Мне что, до утра ее сон охранять? Нет, так дело не пойдет. У меня на завтра много планов».

Я выключил свет, закрыл дверь на ключ и лег к Шутовой под бочок.

Старинная персидская пословица гласит: «Вошел в баню – надо мыться». Лег с девушкой – надо ее обнять, тем более что на узкой казенной кровати места мало.

Я обнял Ирину, и моя ладонь волей-неволей легла ей на грудь. На уровне первобытного инстинкта я проверил ее упругость, погладил гостью по бедру и попытался уснуть. Тщетно! Сон не шел. Ворочаться, чтобы найти удобное положение, я не мог. Стандартная советская односпальная панцирная кровать не предназначена для комфортного сна вдвоем. Примерно час я лежал, обнимая Шутову, как любимую жену, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить ее сон. Где-то в 1.30 она встала, накинула халат, прошла к столу, в свете прожектора за окном нашла на столе пачку сигарет, закурила.

Ворочаясь, словно во сне, я повернулся на другой бок, стал наблюдать за гостьей. Не докурив сигарету до половины, Ирина заплакала. Закурила новую, затянулась несколько раз, затушила окурок и зарыдала, всхлипывая и причитая:

– Мне-то за что? Я-то что сделала?

Меня подмывало «проснуться» и спросить: «Ты пришла в чем-то покаяться? Начинай! Я готов исповедовать и отпустить грехи».

За окном загрохотали ворота. Шутова закурила очередную сигарету. Пришло время действовать.

– Ира! – спокойным ровным голосом сказал я. – Одну сигаретку мне на утро оставь.

– Идиот! – Она вскочила и выбежала за дверь.

Я проворно встал, закрыл дверь на ключ.

– Хватит с нас гостей! – сказал я замку. – Спать пора.

С удовольствием вытянувшись на кровати, я подумал, что единственное произнесенное Шутовой слово можно истолковать по-разному. Например, так: «Если девушка наутро не скажет парню, что он нахал, то она скажет, что он дурак». А можно так: «Зачем ты лезешь, куда не просят? Пуантье уже давно в аду горит, никому до его смерти дела нет, а ты все копаешь и копаешь, посадить кого-то хочешь».

Засыпая, я решил, что если Шутова причастна к убийству конголезца, то я скрою от начальства этот факт. Но ей, милой безобидной девушке, знать об этом пока не стоит.

24

Если бы ночью я не остановил Шутову, то произошла бы катастрофа: она бы выкурила все сигареты и мне бы пришлось наутро довольствоваться окурками из пепельницы. Но я был бдителен, не дал соседке по этажу получить никотиновое отравление.

Часов в девять утра, приведя себя в порядок, я пошел в город. В общежитии стояла тишина. После проводов Тимохи парни отсыпались, а девушки и без спиртного в выходные дни спали подолгу.

На улице было промозгло, дул ветер. Накинув капюшон, я направился в столовую, расположенную в соседнем микрорайоне. На завтрак здесь предлагали картофельное пюре с жареной рыбой. Я пришел одним из первых, поэтому мне досталась средняя часть филе минтая. Запоздай я на пару часов, и в ассортименте остались бы одни хвосты. Меня иногда подмывало спросить заведующую столовой: почему у них количество нормальных кусков рыбы и хвостов не совпадает? Куда исчезают недостающие части? Повара съедают? То-то в столовой ни одной худышки. Даже уборщицы выглядят упитанными.

На обед или завтрак в городской столовой я обычно брал картофельное пюре, жареную рыбу, три кусочка хлеба и стакан чая. Обходился такой набор в 48 копеек. Стоило шикануть и взять мясное рагу, как цена возрастала чуть ли не вдвое. Котлеты в столовой делали невкусные. Даже мне, человеку, не избалованному деликатесами, было понятно, что в этих котлетах количество хлеба превышает все допустимые нормы.

Следом за мной в столовую вошли два небритых, но прилично одетых мужика. Они взяли по четыре кружки пива, встали за круглый столик, вытащили из холщовой сумки вяленую рыбу. Розовощекая тетя, стоящая на разливе пива, мгновенно усекла непорядок и прикрикнула на них: «Вы что, на вокзале? Здесь со своей рыбой пиво пить нельзя!» Мужики были опытными посетителями, спорить не стали. Они купили по вчерашнему пирожку с капустой и по заветревшемуся салату «Витаминный». Конфликт был улажен, и им разрешили стучать воблой о стол.

По воскресеньям киоски Союзпечати не работали. За сигаретами пришлось идти в гастроном. В торговом зале я заметил ящики с пивом, купил две бутылки на всякий случай. Перед проходной, одновременно служившей входом в общежитие, я спрятал бутылки в рукава куртки. Официально никто не запрещал жильцам общежития приносить спиртное. Рабочий класс имеет право расслабиться после тяжелого трудового дня. Меня тоже никто бы не осудил за спиртное, но внутреннее самоограничение не позволяло пройти мимо вахтерши даже с пивом. Сотрудник милиции всегда должен быть трезв: он всегда находится при исполнении служебных обязанностей.

Благоразумно купленное пиво пригодилось в первые же минуты. В коридоре я встретил Полысаева с опухшим после вчерашних возлияний лицом.

– Почему ты