Шахматы без пощады: секретные материалы... - Виктор Корчной

В Советском Союзе поэт Леонид Сергеев написал об этом строчки, которые стали знаменитыми:

Постепенно росло напряжение и на шахматной доске. В пятой партии я долго нажимал, а Карпов все 100 ходов оборонялся. В моем цейтноте он всегда старался играть быстро. В этой партии во втором моем цейтноте он играл настолько слабо, что дал мне возможность заматовать его в пару ходов. Но я этого не заметил… После длительного доигрывания партия закончилась вничью. И тут советский черный полковник расцеловал филиппинского миллионера Кампоманеса.

Перед 4-й партией др. Эйве временно покинул Багио. И тогда в зале появился один странный субъект — человек, бесспорно, связанный с Карповым. Во время игры он также внимательно разглядывал меня. Мы хотели получить информацию, кто это такой, но советские не спешили раскрываться: «Придет время — скажем». Обратите внимание — они уже ведут себя здесь, как хозяева!

Прошло несколько дней. Стало ясно, что это привезенный советскими психолог. Владимир Зухарь сидел возле самой сцены; все пять часов, не шевелясь. Было очевидно, что он ежедневно работает с Карповым; по-видимому, проводит гипнотические сеансы перед игрой, а во время игры визуально подбадривает чемпиона. В то же время он старается вне игры чаще встречаться со мной, давая мне понять, что он действует и будет действовать отрицательно на меня. Я начал прятаться от Зухаря, по возможности меньше находиться за столиком на сцене. В седьмой партии я получил подавляющий перевес по дебюту. Карпов сидел бледный, со слезами на глазах. Но привыкший работать за доской все пять часов, я в новых условиях играл очень плохо; позволил Карпову получить сильнейшую контригру, и когда партия была отложена, все считали, что мне пора сдаваться. Мои помощники разбрелись кто куда, оставив меня одного горевать о проигранной позиции. Все же Петре удалось привести ко мне Мурея. Глубокой ночью мы с ним вдвоем нашли хитрую защиту — можно было еще сопротивляться. Каково же было наше изумление, когда Карпов, посмотрев мой очевидный записанный ход, тут же предложил ничью!

Я терялся в догадках. А любители со всего мира писали мне, просвещали. Вот так: «…Кажется вполне вероятным, что делегация Карпова установила микрофоны, а, возможно, фотокамеру или подглядыватель в комнатах, где вы анализируете отложенные партии. Даже если допустить, что Карпов открыл спасающий Вас ход самостоятельно, он подождал бы предлагать ничью, а сделал бы пару ходов, чтобы убедиться, что Вы нашли это спасение», — писал Мортон Делман (Техас, США). А ведь мой отель охранялся. Без разрешения, моего или Кампоманеса, туда не смог бы проникнуть и таракан…

И еще в одном месте могла просачиваться информация из нашего мозгового центра. Без ведома и разрешения, моего или фрау Лееверик, Кин ежедневно посылал телексы в Лондон — остов будущей книги о матче. Каждая строчка, написанная Кином, просматривалась Кампоманесом. А то, что организатор матча на стороне советских, он скоро перестал скрывать.

О следующей партии я должен рассказать подробнее.

Для меня эта партия памятна инцидентом, случившемся перед ее началом: поправ принятые нормы поведения, подписанные перед матчем соглашения, Карпов отказался от освященного веками ритуала, от рукопожатия. Собственно, это кульминационный момент матча. Несмотря на огромный перевес советской команды по всем показателям: численное превосходство, завоевание на свою сторону жюри и организатора матча Кампоманеса, да что говорить — в этом заброшенном на край земли городке они уже вели себя как хозяева! — на шахматной доске достижения команды выглядели бледно, даже тревожно.

Теперь советские решили нанести удар. Комбинированный, со всех сторон. На шахматной доске — применить сногсшибательную новинку. Месяцами гроссмейстеры анализировали ее и последующую игру в тренировочном лагере Карпова под Москвой. Одновременно, в лучших традициях сталинско-гитлеровской науки, нанести удар вне шахматной доски. Перед самым началом игры — не дать противнику опомниться! Люди будут называть этот демарш вероломным нарушением принятых норм поведения. Плевать! Им, советским, не привыкать! Что и было исполнено. А потом уже, в кулуарах, пресс-атташе чемпиона А. Рошаль зачитал заявление, где были объявлены, обоснованы причины коварного поведения Карпова…

Занимательны правила игры, записанные в кодексе ФИДЕ. На каждом соревновании присутствуют судьи — главный судья и его помощники. Логично представить, что если случилось что-то неординарное, они спешат восстановить порядок. Нет, не так! Участник должен подойти к судье, пожаловаться, и тогда, только тогда! судья начинает действовать. То, что участник при этом теряет время, что он в результате каких-то действий противника может оказаться психологически подавленным, в расчет не принимается. Обратите внимание: агрессор, задумавший враждебные действия заранее, имеет подавляющее преимущество! Видимо, не обошлось без влияния Ботвинника — любил он диктовать президентам ФИДЕ свои условия…

То, что главный судья Лотар Шмид (Западная Германия) заметил все, что произошло накануне партии, несомненно. Ведь существует даже фотография, на которой Карпов с выражением лица-иезуита отклоняет рукопожатие. Рассуждая по-человечески, Шмид должен был остановить игру. Но он предпочел поступить согласно букве шахматного кодекса и даже никогда не извинился передо мной за свое поведение!

Говорят, время лечит раны, время все приводит в порядок. Но не объясняют — сколько времени нужно…

25 лет спустя мне позвонил А. Рошаль. За это время мы наладили с ним дипломатические отношения. Но бывший пресс-атташе Карпова не предпринял никаких шагов добиться большего. Никогда я не слышал от него слов сожаления за свое поведение или за эскапады своего босса. На просьбы рассказать что-нибудь о секретных действиях советской стороны он, который был в курсе всех мелочей стратегии и тактики советского лагеря, никак не реагировал. И вот в разговоре по телефону он дал мне понять, что он уже в возрасте, что его (так я понял!) мучает совесть, что он хочет рассказать, наконец, народу правду о матче. Что на телевидении Москвы он хочет устроить разговор между мной и Карповым, он будет третьим.

Я поразмыслил ночку об этом предложении. Странно, подумал я, в тоне разговора я не почувствовал желания Рошаля покаяться. Впрочем, мне и не приходилось видеть правильно воспитанного советского человека-болыиевика, я бы сказал — не приходилось видеть такого когда-либо берущим свои слова назад, извиняющимся за свое поведение, признающимся в неправильно содеянном. Тем более, если это касается дел политических, не столь давних. Видимо, каяться предстояло мне. На следующее утро я ответил Рошалю отказом. Он был расстроен. Операция по очистке совести, сопровождаемая традиционным жертвоприношением, не состоялась…

Мировая пресса в основном правильно оценила случившееся перед 8-й партией. Правда, левый социалист Доннер написал в своей книге: «Странно, что обычно такой корректный Карпов допустил некрасивый поступок. Но Корчной вынудил его своим поведением». Ну да, в 1939 году Финляндия своим поведением вынудила СССР напасть на нее. А потом и Голландия вела себя так некрасиво, что немцы были вынуждены ее оккупировать…