Память Вавилона - Кристель Дабо

– Конечно, нет. Так что ты теперь моя должница, и я надеюсь этим воспользоваться.

Наступила тягостная пауза; тишину нарушал только мерный стук пишущих машинок, доносившийся из-за стены.

Наконец Элизабет прервала молчание, взглянув на Офелию из-под тяжелых век.

– Я пошутила. Разумеется, я именно так и думала. Здесь никто, кроме меня, тебе этого не скажет, но у тебя талантливые руки. По крайней мере, для чтения.

Как нарочно, Офелия тут же выронила свой футляр, который покатился по мраморным ступеням. Элизабет подняла его, открыла, достала пару маленьких серебряных крылышек и, опустившись на колени, прикрепила их к сапогам Офелии. Ее лицо не утратило своего бесстрастного выражения, но жесты были бережными, почти материнскими.

– Теперь ты – одна из нас, курсантка Евлалия.

Эти слова тронули Офелию больше, чем она ожидала.

– Элизабет… Леди Елена не хотела вас обидеть. Просто ее память…

Но тут Офелия прикусила язык, с которого едва не сорвался конец фразы: «…ее память, так же как одна страница из ее Книги, была вырвана Богом». Она не могла откровенничать с предвестницей: такое разоблачение стало бы опасным для них обеих.

– Просто она не могла вспомнить ваше имя из-за слабой памяти, – сказала она в оправдание Елены.

– Я знаю.

Элизабет вздохнула при этих словах. Она сидела на ступеньках, обхватив руками колени. На ее лице не отражались никакие эмоции, но поникшая фигурка, чью худобу подчеркивал свет, лившийся сквозь витражи, выдавала владевшую ею печаль.

– Я знаю, – повторила она тихо, словно про себя. – Такими созданы все Духи Семей. Правда в том, что до поступления в Школу я была полным ничтожеством, бесправной девчонкой, без всякой цели в жизни. А леди Елена дала мне всё: крышу над головой, семью, будущее. Она так много значит для меня, а вот я для нее – пустое место… Это не ее вина, просто ей суждено всегда и всё забывать. Вот почему Мемориал так важен для нас.

Прозвучал вечерний гонг, и Элизабет, как отпущенная пружина, тотчас вскочила на ноги.

– Я должна бежать в Секретариум Мемориала. Меня ждет Лорд Генри, а для него главное в жизни – пунктуальность.

– А я скоро его увижу? Ведь я теперь новый член групп чтения и хотела бы представиться ему по всей форме, как положено.

Офелия лукавила: ей нужен был любой предлог, чтобы проникнуть в Секретариум. Но Элизабет медленно покачала головой.

– Представиться роботу? Можешь мне поверить, в нем нет ровно ничего интересного, и ему глубоко плевать, кто на него работает. Я, конечно, очень уважаю Лорда Генри, но он – попросту автомат, состоящий из расчетов, аналитических выкладок и стали. Хотя нужно признать, что он гениально усовершенствовал каталог Мемориала. Мы живем в лучшем из миров! – внезапно воскликнула она, став навытяжку. – Так будем же готовы улучшать его еще и еще, курсант Евлалия!

Элизабет торопливо пожала Офелии руку и скрылась, не ожидая ответа. И хорошо, что так: возможно, ей не очень-то понравилось бы мнение новой студентки об этом «лучшем из миров».

Только теперь, оставшись на лестнице в одиночестве, Офелия в полной мере осознала все значение своей победы. Она стала курсанткой-виртуозом!

Выйдя из главного корпуса, девушка зашагала по прогулочной галерее. Серебряные крылышки, прикрепленные к сапогам, ритмично позвякивали при ходьбе. Каждый шаг вперед был шагом к Богу. Шагом к Торну.

– Браво!

Чей-то надменный голос заставил Офелию сбавить скорость и обернуться. Оказывается, она прошла мимо Октавио, не заметив его. Он стоял, прислонившись к колонне, и был почти неразличим среди лиан и теней, ложившихся на галерею в этот предзакатный час. Одни только глаза, сверкающие огнем, выдавали его присутствие.

– Спасибо, – сдержанно сказала Офелия.

Она не привыкла видеть Октавио в одиночестве. За ним всегда ходила целая свита товарищей, готовых аплодировать ему по любому поводу: таким образом они льстили через него Леди Септиме. Даже акустические камеры на галерее – и те молчали в его присутствии, тогда как любому другому студенту голос надзирателя тут же приказал бы вернуться на ковчег Поллукса.

– Ну как, перчатки тебе подошли? – спросил он.

Офелия несколько раз сжала и разжала кулаки, разминая жестковатую кожу новых перчаток, облекавших ее руки.

– Мне доставили их только сегодня. Теперь я смогу успешно продолжить учение. Я тебе очень обязана за помощь.

Девушка сознательно подчеркнула это обращение на «ты». Время учтивых «вы» уже миновало. Отныне она считала себя равной другим студентам Школы, и тот факт, что Октавио был сыном Леди Септимы, для нее ровно ничего не значил.

Октавио вышел из тени колонны и пересек галерею, направляясь к Офелии. Косые лучи заходящего солнца играли бликами на его бронзовой коже и серебряных галунах мундира. Но даже эти блики не могли сравниться с его горящими глазами.

– Очень даже обязана – больше, чем ты думаешь, курсантка Евлалия. Твой визит к профессору Вольфу оказался успешным?

Офелию точно громом поразило. Какая же она наивная дурочка! Значит, Октавио устроил эту встречу вовсе не из-за потери ее перчаток?

– Вот в чем дело! – прошептала девушка. – А я-то думала, ты мне помог из желания восстановить наше равенство.

– Но я именно так и поступил. То, что стряслось с профессором, вполне может произойти и с другими. И я счел нужным информировать тебя на сей счет.

Офелия напряглась, как перед схваткой. Этот парень с самого начала видел в ней опасную соперницу. И перед ней ясно, как никогда, встал вопрос: уж не является ли Октавио пособником Бога в еще большей степени, чем его мать?

– А что стряслось с профессором? – спросила она с наигранным удивлением. – Ты имеешь в виду тот несчастный случай?

Девушка прекрасно знала, что в травме профессора Вольфа не было ничего случайного, но назвать ее покушением значило бы подтвердить, что она покопалась в его частной жизни, а попасть в эту ловушку ей уж точно не хотелось.

Октавио впился в нее пронзительным и одновременно бесстрастным взглядом – таким же, каким он изучал лабораторные образцы.

– Расширенные зрачки, замедленность визуальных контактов, учащенное мигание, – констатировал он. – Наши глаза выдают нас куда больше, чем любые речи. А твои, курсантка Евлалия, говорят мне, что ты лжешь. Лжешь все время и всем вокруг. Даже вот такой жест, – добавил он, заметив, как Офелия нервно поправила очки, – несет массу информации о тебе. Моя мать считает тебя наивной растяпой, которая рано или поздно отступится от своих притязаний. А вот я уверен, что тебя ничто не остановит, потому что ты явилась сюда с определенной целью. Личной целью, не имеющей никакого отношения к интересам города.

Настала долгая пауза, нарушаемая лишь предвечерним гомоном птиц над галереей. На щеку Офелии села какая-то мошка, но девушка не посмела ее смахнуть.