Фантастика 2024-84 - Константин Давидович Мзареулов

class="p1">Заборовский хмыкнул и не ответил. Плыл сизый папиросный дым, за стенкой работал телевизор. Полковник задал вопрос по-другому:

— Как вы считаете, Семен Ильич, возможно — в принципе — разрушение Башни?

— Разрушение этой кукурузины? — произнес Заборовский, и взгляд его сделался отсутствующим.

Полковник понял, что Семена Ильича нет сейчас в комнате. Подумал: а не совершил ли я ошибку, обратившись к нему? Ну-ка, что я о нем знаю? Заборовский Семен Ильич. Сорок восемь лет. Родился в Ленинграде. Математик. Кандидат наук. Имеет труды по сопромату. Известен как один из противников строительства Башни. Жена и сын погибли три года назад … кстати, надо бы разобраться, при каких обстоятельствах это случилось. Заборовский докурил папиросу и тут же достал из пачки новую.

— Вы очень много курите, — сказал Полковник.

— Что?

— Я говорю: вы много курите.

— Какое это имеет значение? — пожал плечами Заборовский. Он щелкнул зажигалкой и долго смотрел на огонек пламени. Потом закурил, затянулся, выпустил облачко дыма и снова щелкнул зажигалкой. Глядя на огонек пламени, произнес: — Значит, вас интересует разрушение кукурузины?

Полковник тоже посмотрел на пламя зажигалки — голубое, идеально ровное. Сказал:

— Да. Это возможно… в принципе?

Заборовский отпустил рычажок клапана, пламя зажигалки погасло. Он откинулся к стене, сказал:

— То есть вами движет чисто академический интерес?

— Допустим.

— Допустим… допустим, допустим… Ну что ж, попробую ответить.

— По возможности доступно.

— А вы, кстати, кто по образованию?

— Я получил гуманитарное образование.

— Понятно. Я почему-то так и думал. Небоскреб — это же… Это же сложнейшее, черт побери, сооружение. Итак, слушайте «лекцию»… Вообще, нужно иметь в виду, что у нас, собственно, никаких небоскребов не было. При Отце Народов — да, стали строить в Белокаменной высотки. Строили из кирпича на стальном или железобетонном каркасе. Небоскребами я бы их не называл. Потому что даже при приличной высоте — например дом на Котельнической набережной имеет высоту сто семьдесят шесть метров — почти треть этих метров приходится на шпиль. Это образец того, что я называю идеологической архитектурой. Впрочем, в архитектуре это часто бывает… Вообще, должен заметить, что с экономической точки зрения в небоскребах не много смысла. Их строительство очень дорого, а эксплуатация еще дороже. Поясню простым примером: поднять литр воды на десятый этаж здания стоит, условно говоря, рубль. А чтобы поднять тот же литр на пятидесятый этаж, сколько надо потратить?

— Понятия не имею, — признался Полковник.

— Правильный ответ… С точки зрения формальной кажется, что если стоимость подъема на десятый этаж — рубль, то на пятидесятый в пять раз больше — пятерка. Но на самом деле заплатить придется все двадцать пять. И так по многим позициям. Посему строительство небоскреба — голый понт. И даже дороговизна земли в центре большого города далеко не всегда оправдывает строительство трехсот-четырехсотметровой горы… А ведь начиналось все скромно. История небоскребов началась с того момента, как американец Элиша Отис изобрел механизм, предотвращающий свободное падение лифта в случае аварии. Он демонстрировал свое изобретение на выставке в Нью-Йорке таким образом — вставал на открытую платформу в шахте лифта и топором рубил канат… Архитекторы только и ждали, когда появится надежный лифт. Потому что без лифта многоэтажное здание никому не нужно… Итак, в шестидесятых годах девятнадцатого века в Чикаго построили первый небоскреб. Он был аж в девять этажей… Вы улыбаетесь, а ведь с этого все и началось. Автором здания был Уильям де Барон Дженни. Он, кстати, воспитал будущих мэтров высотной архитектуры — Салливана и Ллойда. Уже в тысяча восемьсот семьдесят третьем Салливан в том же Чикаго забабахал шестнадцатиэтажное здание. И — пошло-поехало. В начале двадцатого века строили уже в двадцать, тридцать, сорок… «Вулворт» — пятьдесят два этажа в псевдоготическом стиле! А в 1934 году построили знаменитый Эмпайр-стейт-билдинг. Сто два этажа. Вместе с антенной — четыреста пятьдесят метров! Практически как ваша кукурузина. Верно?

— Верно.

— Вот! Теперь дам общее — самое общее! — представление о том, что есть небоскреб. Вы хоть представляете себе, насколько это сложная хреновина?

— Э-э…

— Вот именно: э-э… При проектировании даже относительно невысокого здания — допустим, метров сто — ГАП сталкивается…

— Простите. Гап — это кто?

— ГАП? ГАП — это главный архитектор проекта… так вот, архитектор сталкивается с массой проблем, каждая из которых сама по себе весьма серьезна. При этом следует иметь в виду, что нередко решение одной проблемы вступает в противоречие с решением другой. Зданию нужно задать пространственную устойчивость при необходимости соблюсти приемлемую массу. Нужно создать жесткость и способность сопротивляться внешнему воздействию стихии. При этом нужно иметь в виду, что высотное здание — это не только архитектура в чистом виде. Это еще и сложнейшая инженерия. То есть, — Заборовский начал загибать пальцы, — водоснабжение, канализация, вентиляция, отопление, мусоропроводы, электрика, схемы управления, лифтовое хозяйство, противопожарное обеспечение, возможность экстренной эвакуации людей… Во — пальцев не хватило, а я еще не все перечислил. Вы можете сказать: эка невидаль — канализация. Вот, понимаешь, сложная инженерия. Отвечу: да, сложная! Это в пятиэтажке ничего хитрого в канализации нет. Но если требуется удалять отходы человеческой жизнедеятельности с высоты, допустим, метров двести, то это уже совсем другое дело… А вентиляция? Вам известно, что в высотных зданиях образуются восходящие потоки?

— Нет.

— Так я вам говорю: в вертикальных шахтах высотных сооружений образуются восходящие потоки. То есть возникает потребность шлюзования… А сейсмическая опасность? А климатическая? Большинство небоскребов построены гораздо южнее — Нью-Йорк, Чикаго, Монреаль лежат на широте чуть выше сорока градусов. Это же широта Черного моря! Мы туда ездили на юга! Да что Нью-Йорк? Даже Лондон находится на широте Киева. Это на тысячу километров южнее Санкт-Петербурга. Вы только подумайте — на широте Петербурга суточный перепад температуры запросто может составлять десять — пятнадцать градусов. И больше… А годовой? Семьдесят! При этом период с минусовым и пограничным температурным режимом составляет полгода… Сейчас, конечно, климат меняется, но до субтропиков нам еще далеко.

Заборовский замолчал, вытряхнул из пачки очередную папиросу. Потом посмотрел на Полковника:

— К чему я это говорю? К тому, что Кукурузину, как и любой другой небоскреб, строили, исходя из экстремальных условий эксплуатации, с большими запасами прочности.

Полковник сказал:

— Тем не менее башни-близнецы в Нью-Йорке были разрушены.

— Э-э, дорогой мой. Близнецы были разрушены в результате воздействия отнюдь не природного характера.

— Это значит, что при проектировании небоскребов вероятность такого рода воздействия не учитывается?

— Почему же? При расчете конструкции близнецов Лесли Робертсон — это главный конструктор — учитывал возможность попадания самолета. Разумеется, никто не рассчитывал на умышленный