Папа, я проснулась! (сборник) - Марианна Гончарова

Мы всегда вывешивали кормушки зимой. Мы не гоняли птиц из наших садов, разрешали им есть наши вишни и виноград. Наверное, поэтому к нам хорошо относились и аисты. Они ведь чувствуют, где живут хорошие люди. И только там селятся или отдыхают. Недаром говорят, что аисты приносят счастье. Они, пролетая весной и осенью, всегда на несколько дней делали остановку на наших водонапорных башнях. Мы выходили их встречать всей улицей. Они приветственно кланялись и щелкали клювами, громко, как кастаньетами. Однажды они прилетели слишком рано, выпал снег, и мы их, таких растерянных, замерзших, кормили. У нас с птицами была хорошая дружба. Мы жили как два дружественных мира, как две соседние планеты, не мешая друг другу и проявляя друг к другу уважение и оказывая почести.

Его убили весной. Когда он уже пустил соки. И на ветках появились клейкие листочки. Когда мы приехали откуда-то, на его месте зияла только яма от выкорчеванных корней. Поселился тут какой-то. Купил здесь у нас дом. Принялся что-то достраивать. Поставил высоченный забор, из-за которого долго слышен был звук электропилы. Мы не могли понять, что он делает, потом забрались на свой чердак, посмотрели оттуда и поняли: он вырезал фруктовый сад. Потом взялся за дуб. Мы не могли подумать, что он убьет наш дуб. Во-первых, он рос не на его территории, и мы в свое время даже изменили направление дороги в наш переулок, чтобы наш дуб жил спокойно. А во-вторых, наш дуб — этим мы тоже очень гордились — был отмечен на всех топографических картах нашей страны. Вот как!

Когда все были или на работе, или в отъезде, а в квартале было почти пусто, они его убили. Говорят, там трудилась целая бригада. Дуб из последних сил цеплялся корнями за жизнь. А нас в это время не было. И наших соседей не было. Никто его не защитил. Его разрезали на части, вывезли куда-то и продали.

Да, мы выясняли зачем. Нам объяснили, что этим мешают корни. Мы выяснили, кто они такие. Семья переехала из дальнего глухого села. Заработала на перепродаже машин и переехала. Рисковое занятие это — продажа автомобилей, надо еще уметь — гонять подержанные машины из-за рубежа. Не всякий возьмется. А труд на земле, он ведь что — он ведь неблагодарный. Каждый день вставай, корми домашнюю скотину, лечи, утепляй сараи, а доить — руки же не казенные. И платят мало. И не всякий возьмется.

Мы даже пытались выяснять, кто разрешил убить наш дуб. Чиновники вяло кивали друг на друга. Нам и так все было ясно: кто-то заработал на бумажке с разрешением, кто-то — на продаже дерева.

Сейчас там строится новый дом. С колоннами и подземным гаражом.

Во дворе перед домом стоит огромная пластиковая декоративная корова.

Хозяин ни с кем не здоровается. Да мы, собственно, тоже не очень стремимся знакомиться. Пришел и за несколько дней захватил и уничтожил живой мир. Пришел со своими правилами, своими законами и убил целую живую планету. Снес большой, шумный радостный живой дом. Уничтожил нашу память, а что ему — наша память.

У нас в квартале сейчас очень тихо. Летают только совы-сплюшки и кричат по ночам. Говорят, они предвещают беду. А мы же знаем — вещунам надо верить.

Этим летом нечем было дышать. Все говорили — дышать нечем.

А мы отвечали:

— А деревья? Деревья где? Старые срезали, выкорчевали. Новые не посадили. Чем дышать?

Дочь моя и ее друг посадили аллею фруктовых деревьев. Купили красивые саженцы и посадили рано утром. Бегали поливать. Пришли как-то утром, а саженцев нет. Кто-то выкопал. Украл. Одна надежда, что где-то за чьим-то высоким забором они все-таки растут. И по ночам выделяют кислород. Чтобы людям было чем дышать.

Господи, какая же у нас теперь в переулке мертвая тишина.

— А как же аисты? — тихо спросила Лора.

— Не прилетали, — убежденно подсказал мне ответ Сережа.

— Не прилетали, — подтвердила я.

* * *

Лора усадила нас в машину и уверенно повезла нас дальше.

Там было пусто и свежо. Что за время, когда не видно было ни туристических групп, ни паломников, ни-ко-го? Казалось, что мы там были одни. Не считая охранников и хранительниц музея.

Сколько воздуха в лавре, сколько силы и простора! Сколько мудрости и чудес небесных! Мы даже немного успокоились после тяжелых разговоров.

— Сегодня мы пойдем смотреть пектораль. И все. Больше тебе сегодня ничего не надо смотреть. Ты должна это запомнить. Пошли! — скомандовал Сережа.

Уставшая и замотанная, я принялась ныть, что про пектораль я учила в школе, видела ее тысячу раз на фотографиях.

А Сережа с Лорой знай неслись через открытые площади лавры, не прислушиваясь к моему нытью. Потому что они знали, что делают. И были уверены, что увидеть пектораль мне было необходимо.

Собственно, как всегда, они были правы.

Да, мы видели украшения, кубки, головные уборы, снаряжение для коней — тонкая ювелирная работа. Но все это меркнет по сравнению с пекторалью.

Миниатюрные фигурки коней, коров были выполнены с таким мастерством, с такой любовью и с таким юмором, что меня опять поманила история, играя очами и водя плечиками, мол, глянь, какие у меня люди. И они есть, только там, далеко. Они есть. И эта пектораль — знак, что они есть.

— Посмотри, — сказал Сережа, — как припаяны фигурки к основе. Так аккуратно и незаметно это можно сделать только при помощи лазера.

— К-какого лазера в четвертом веке?!

Мы уставились друг на друга. А серьезная мудрая Лора отозвалась:

— Значит, мы многого еще не знаем.

— Ино… — начала я.

— …плане… — тихо и осторожно продолжил Сергей.

— …тяне? — спросила я.

— Это значит, — твердо сказала Лора, — что мы многого еще не знаем. Пошли, померяем диадемы.

— Куда?

Лора подошла к витрине, где на темном бархате выставлен был золотой головной убор, а по бокам висели тяжелые височные украшения. Она отразилась в стекле, и оказалось, что Лора стоит в диадеме, а на висках у нее золотые колты.

— А я? Я тоже хочу!

Но витрины делались для Лоры. Не для меня. Мне приходилось вставать на цыпочки и балансировать, чтобы увидеть себя в короне, в колье или колтах. У Лоры величественное царское лицо. Длинная шея. Ей так шла вся эта амуниция. А я выглядела как петрушка из кукольного театра, которому по ошибке надели чужую шапку. Эх, не быть мне княгинею, а царицей и подавно.

— Ничего больше не надо смотреть. Давайте посидим. Подумаем.

Сережа еще долго рассказывал о пекторали, загадка которой не давала ему покоя. Мне кажется, в моем лице и он, и Лора нашли хорошего слушателя. Я вообще очень люблю слушать очарованных людей. Слушать и любоваться.

Чтобы продлить волшебство, Сережа повел нас какими-то узкими дорожками, вглубь строений, и завел нас в маленькую трапезную (для своих — а Сергей и тут был свой) и накормил домашним обедом. На стол подавала неулыбчивая девочка в белом платочке, послушница. Даже когда мы прощались и расхваливали обед, она сдержанно попрощалась, но так и не улыбнулась.