Лихолетье - Полина Ребенина

Торжественная церемония должна была происходить июньским днем на берегу Невы на набережной лейтенанта Шмидта. А вечером того же дня все выпускники, их родители и гости были приглашены на празднование в огромный зал Революции старинного училища. Зойка встретила родственников и весь вечер перед выпуском провели они в разговорах и радостных хлопотах – нужно было отгладить и развесить наряды Марины и Данькин выходной костюм, они изрядно помялись в дороге. И Зойка с детьми с приподнятым чувством готовились к торжественной церемонии выпуска, не часто бывали праздники в их жизни, уже несколько лет, как грусть и печаль прочно угнездились в их доме.

Выпуск был назначен на двенадцать часов дня. Супруги Лемеховы и Зойка с ребятами и Сонечкой пришли заранее, на час раньше, на набережную лейтенанта Шмидта. На краю площади около памятника Крузенштерну толпилась масса народу, здесь стояли все приглашённые: родители, друзья, приятели, девушки и жены, и в центре каждой из групп выделялись фигуры выпускников в черных лейтенантских мундирах, отделанных золотыми позументами и в новеньких фуражках с дубами и шнуром. Артём где-то задерживался и всё не подходил. И вчера вечером он родителям не позвонил, очевидно закрутился в предпраздничных хлопотах.

Подали команду к построению. Выпускники выстроились напротив величественного памятника славному мореходу в два черно-золотых сверкающих ряда. Их было много, несколько сотен и родители всё ещё не могли рассмотреть своего Артёма среди выпускников. Затем начальник училища подошел четким строевым шагом к контр-адмиралу, командующему парадом, и доложил об общем построении. Контр-адмирал обошел строй выпускников и поздоровался с ними. В ответ раздалось громогласное: «Уррра!». Церемония выпуска началась. Выкрикивали отдельные имена и выпускники подходили один за другим в сверкающих золотом униформах к столам, отдавали честь, и получали дипломы и кортики. Многие, очень многие из родителей не могли сдержать слез и плакали от счастья, от волнения и гордости за своих сыновей.

Даня и Марина переходили с места на мест, чтобы лучше видеть, чтобы рассмотреть наконец своего сына в рядах выпускников. Но ни в шеренге молодых офицеров, ни среди тех, кто подходил к столам за дипломами они Артёма не видели. Где же он? То им казалось, что они видят его где-то во втором ряду: «Ну вот же он!» и они протискивались поближе к этому месту, то видели его, подходящим к одному из столов, но опять оказывалось, что это был совсем не Артём, а кто-то похожий на него. А ведь они запаслись камерой для видеосьемки, и фотоаппаратом, чтобы снять церемонию выпуска своего сына в этот знаменательный день. Было непонятно, куда же Артём запропастился. Ну не мог же он проспать свой выпуск? Или может быть заболел?

Настроение у Данилы и Марины совсем испортилось, и ничто уже их не радовало, ни то, как отплясывали курсанты «Яблочко», ни бальные танцы на площади. После окончания долгой церемонии они нашли командира роты и кинулись к нему с вопросом: «Где наш сын Артём Лемехов? Где он, почему ему не вручили ни диплома, ни кортика?». И хотелось им с горечью добавить: «Где то торжество, тот праздник, которого мы ждали, ради которого спешили в дорогу?».

Командир повернулся на каблуках к новоиспеченным офицерам, друзьям Артёма с тем же строгим вопросом: «Где курсант Лемехов? Куда он запропастился?». Друзья переглядывались и смущённо переминались с ноги на ногу: «Вчера вечером собрались у Семена на даче, в Жихарево, устроили отвальную перед выпуском. Все выпили изрядно, и Артём был всё время вместе с нами. В конце вечера многие почувствовали, что перебрали и остались там же до утра, но Артём много не пил и решил вернуться в казарму. Вышел на улицу, проголосовал, остановил какую-то машину и поехал на вокзал. И вот сегодня почему-то не явился. Непонятно, может быть всё-таки и он перебрал и отсыпается где-нибудь?». Командир старался по возможности успокоить родителей: «Да не волнуйтесь вы так. Ну, наверное, перепил вчера курсант Лемехов, проспится и явится. Дело молодое, всякое случается. Ну, а диплом и кортик вручим ему позже, отдельно!».

Тело Артёма обнаружили через четыре дня в высокой траве у железнодорожного полотна неподалёку от станции Мга.

А перед этим искали его родители где только можно, начали с казармы, а потом все вытрезвители обзвонили и объездили. Зоя Дмитриевна осторожно намекнула, что может быть стоит его поискать в больницах, ну может оступился, упал и отвезли его на «скорой» со сломанной ногой. Но и там Артёма не оказалось. В конце концов обратились в милицию, заявили, как о пропавшем без вести. А через четыре дня пригласили их на опознание тела.

Трудно было представить себе что-то более ужасное, приехать на самое большое торжество в жизни единственного сына и оказаться перед его бездыханным телом. Артёма они опознали сразу, он лежал в белой рубахе, испачканной землей и кровью, а на лице и руках были лиловые пятна синяков и ссадин. Кровоподтеками и ссадинами было покрыто и его тело. Документы были при нем, также как и кошелёк с небольшими деньгами. Трудно было понять, как мог здоровый, крепкий парень, слегка выпивший, но не пьяный, вдруг выпасть из вагона и разбиться насмерть. Вероятно произошло это не без посторонней помощи, ведь к военным внушалась в перестроечные годы неприязнь, просто патологическая ненависть. Отношение к ним было не как к защитникам Родины, как было всегда в СССР и как принято во всем мире, но как к жестоким насильникам. И убийства военнослужащих в эти годы были не редкостью. Гулять вечером или ночью по одному солдаты и офицеры не решались, они старались ходить группами. Да и вообще бандитизм и преступность в стране расцвели пышным цветом, в сумерки никто из домов старался не выходить.

Скорее всего увидели в пустом ночном вагоне курсанта в белой рубахе, бескозырке и с пятью нашивками на рукаве, без пяти минут готового офицера, и в жестокой злобе набросились на него, избили до смерти, а затем выбросили его тело на полустанке, невдалеке от крупной железнодорожной станции Мга. Теперь трудно было установить истинную причину многочисленных поверхностных ран, ссадин и кровоподтеков на теле Артёма, произошли ли они по причине зверского избиения или же ушибов при падении из вагона.

Ну, а сотрудники милиции уговаривали не подавать заявления на расследование, не заводить дела. У следователей и без того в эти жестокие годы было невпроворот работы, убийства и преступления совершались каждый день, раскрывать их не хватало сил и возможностей и они не желали взвалить себе на шею ещё одного «глухаря». Марина настаивала на том, чтобы всё-таки расследовать дело и постараться найти убийц Артёма, но Данила отступился, не было у него сил затягивать это страдание, ведь сына уже не вернёшь.

Тело Артёма отвезли в Буй, и похоронили рядом с отцом Данилы Иваном Васильевичем Лемеховым. Зоя Дмитриевна с Алешей приехали к брату, чтобы как-то его поддержать в эти трудные дни. Данила с Мариной не могли спокойно разговаривать друг с другом, их эта беда не сблизила, как иногда бывает, а развела в разные стороны. Каждый из них переживал поодиночке страшное горе. Временами становилась Марина совершенно невменяемой, она погружалась в свои мысли, в свой душевный ад, даже начинала заговариваться. Она не могла спать, бродила бесцельно ночами по дому в белой ночной рубашке, как привидение. А как-то забрела в комнату сына Зои Дмитриевны Алеши, бросилась перед ним на колени и стала умолять: «Подари мне сына! Прошу тебя! Подари! Ты так на него похож!». Алеша старался успокоить свою безутешную тетю, он понимал, что она совсем обезумела от перенесенного горя: «Потом, потом! Не сейчас, вот приедешь в Санкт-Петербург и будет все, как ты хочешь».