Опрокинутый рейд - Аскольд Шейкин

Двадцать пятого августа в Кочетовке и в самом деле состоялся военный совет мамонтовского корпуса. В своих заметках, опубликованных в «Донских областных ведомостях», генерал-майор Попов так повествует об этом:

«…Открывая заседание, генерал Мамонтов познакомил присутствующих с общим стратегическим положением фронта и задал вопрос: продолжать ли поход на Москву или идти на соединение с Донской армией?»

(Насколько можно судить, речь идет о фронте тех частей Донской и Кавказской белых армий, которые в это время уже отходили под натиском войск группы Шорина, 14 августа начавших наступать в общем направлении на станицу Усть-Хоперскую и Царицын.

Но продолжим свидетельство Попова.)

«Из обмена мнениями решили оказать непосредственную помощь Донской армии. К этому присоединился и начальник штаба корпуса полковник Калиновский.

Генерал Мамонтов, закончив дебаты, объявил, что он вполне согласен со всеми выступлениями…»

Эти утверждения Попова — неправда. Решение, о котором он говорит, было принято вовсе не в Кочетовке, а гораздо позже, уже в последние дни рейда.

Можно также подумать, что на военном совете все было чинно и гладко. На самом деле за те пять часов, которые он продолжался, стены старого школьного здания в Кочетовке не раз сотрясались от весьма бурных речей.

• •

Да, говорили в этот день много и горячо.

Мамонтов:

—.. И сколько же раз я слышал то ненавистное слово. Не было хлеба, плохой ночлег, противник оказал сопротивление — во всем виновата «авантюра». Но скоро обстоятельства изменились. Казаки подбодрились. Среди них послышались песни. Вместо слова «авантюра» появилось слово «Москва». Особенно после Тамбова окреп дух казаков. Не зная усталости, стремятся они вперед, верят в победу, и сегодня первый долг полководца — слишком уж осторожным решением не отобрать у них эту победу. Начальник штаба доложит основную идею, которую следует обсудить на совете.

Калиновский:

— …Из картины, которая мной обрисована, проистекает, что до настоящего момента все операции, проводившиеся частями корпуса, представляли собой движение крупной массы войск с незащищенным тылом. В такой обстановке быстрая перемена театра военных действий является решающим обстоятельством для успеха. Этим объясняются наши победы, но также и столь скорое оставление нами Тамбова… Один занятый город, даже достаточно крупный, еще не есть территория для позиционной войны, и потому-то если прежде части корпуса шли в одном, общем для всех направлении, то теперь предусматривается разделение их на две колонны: правую и левую. Выйдя из района Козлова, эти колонны начнут веерообразно расходиться в стороны, с каждым днем охватывая все большую территорию.

Попов:

—.. И тогда ближайшая цель правой колонны — Раненбург. Отсюда это всего в семидесяти верстах, но конные разведки, проделав путь втрое больший, уже доходили до Рязани и Тулы. Сомнений нет: нас и там встретят освободителями, как было в Тамбове, Козлове. Однако те же разведки докладывают: местность там бедная. В магазинах, на складах почти нечего брать, коней в деревнях мало. Те, что есть, плохи. Москва, бог даст, за все вознаградит, но до нее триста шестьдесят верст, и версты эти, как видно, будут не только нелегкими по длительности переходов, но и весьма, весьма скудными.

Родионов:

—.. Тревожное обстоятельство. Как вам известно, перед своим уходом красные разбрасывают прокламации под названием «Обращение кавалеристов-казаков, обманутых Мамонтовым». И вот именно в пехотных частях отмечено наибольшее число случаев, когда казаки прокламации подбирают, читают, прячут по карманам. В конных частях такое явление наблюдается гораздо реже…

Кучеров, генерал-майор, командир Сводной донской конной дивизии:

—.. Тульщина да Рязанщина — край мастеровых, отходников, испокон веков недородный. Да и от Дона это все дальше и дальше. Другое дело Воронежская губерния. По моему суждению, ее-то и следует освобождать в первую очередь.

Постовский, генерал-майор, командир 12-й Донской конной дивизии:

— … Но очевидно — тут я не делаю никакого открытия, — если в полковом обозе у казака есть и собственное добро, то чего ради будет он в красные призывы заглядывать? Забота о сохранности обоза, о его приумножении, о его благополучном прибытии на Дон — это еще и забота о сохранности духа каждого казака.

Толкушкин, генерал-майор, командир 13-й Донской конной дивизии:

— …Такое решение правильно в первую очередь потому, что вся местность, охваченная колоннами, сразу задышит по-казацки. Давно пора. И давно пора признать: обозы уже начинают обременять полки. Снижаются быстрота перемещения и маневренность. Кроме того, хочешь или не хочешь, а десяток казаков от каждой сотни все время крутится возле возов. Я созывал командиров полков: «Что такое?» Отвечают: «Возчики — народ ненадежный. Намобилизованы с бору по сосенке». Верно! Но потому и осмелюсь поставить вопрос: не следует ли безотлагательно отправить обозы на Дон?

Сизов:

— … И таков же строгий приказ главнокомандующего вооруженными силами Юга России: вся территория большевиков — военная добыча. Но это не значит, что в захваченных местностях допустим произвол. Напротив. Наши полки приносят туда истинную законность. А коли так, тогда бесспорно и то, что интендантский отдел штаба корпуса и интенданты дивизий и полков под его руководством представляют собой единственный аппарат, который имеет право учитывать и сберегать реквизированное имущество. Но что же мы видим? В Козлове интендантский отдел был полностью от такой деятельности отстранен. Его обязанности возложили на себя порученцы обоза, состоящего лично при командире корпуса. А результат? Бессмысленно уничтожены огромные материальные ценности, в различных учреждениях бесконтрольно, неизвестно в чью пользу, изымалось содержимое сейфов, в том числе секвестрированные большевиками личные достояния.

Мамонтов:

— Вы забываетесь! Этот обоз — корпусная трофейная казна. Я лишаю вас возможности продолжать. Прошу подчиниться.

Мельников, генерал-майор, командир пешего отряда: — … Ведь именно пехотинец выносит на своих плечах наибольшие тяготы. На пути к полю боя, на самом этом поле, от огня противника, из-за капризов погоды. В довершение всего в села и города пехотинец неизменно приходит позже, когда там уже побывали кавалеристы. Но даже если пехотинец и подберет какую-либо брошенную вещицу, он сам на себе, изнемогая от собственной своей амуниции, должен ее нести, а не может, как любой конный казак, швырнуть перед седлом. Условия же, в которые по части снабжения корпус поставлен с самого первого часа прорыва, таковы, что приучают казака к мысли: о себе ты только сам позаботишься. Всем остальным…

Мамонтов:

— Благодарю вас. Будьте любезны дальше не продолжать. Островоздвиженский:

-.. И это издревле в традициях казачьего воинства: возвратясь из похода, одаривать православную Христову церковь. Истинно! И пора уже. Пора спросить себя каждому, от рядового казака до прославленного генерала, командира корпуса нашего: «А что возложу я к алтарю храма во славной казачьей столице? Иконы какие? Какие дары на оклады к ликам святых христианских? Чем отблагодарю православную церковь нашу за ее молитвы о здравии и победах наших, о вечном блаженстве воинов во царствии божием?.. Однако не клевещу ли я по убогому своему неведению? Не есть ли уже и сейчас многое из того, что хранится, сберегается в казачьем обозе, дар господу нашему? И не воистину ли свято тогда это добро?..»