Пепел прошлого - Галина Владимировна Романова

И он все еще любил ту женщину – теперь, скорее, память о ней, ведь не видел ее очень-очень давно. Но его сердце стучало громче, а глаза наполнялись слезами, когда он о ней думал.

Анна выбралась наконец из кресла и шаркающей походкой старой развалины добралась до порога комнаты, где он стоял. Последние лет пять он к ней не заходил, общался из коридора.

– Слушай, мне кажется, я поняла!

Анна остановилась в метре от него – по-прежнему стройная, опрятная, аккуратно причесанная, но очень-очень старая и больная. Единственное, что оставалось неизменным последние двадцать лет – это ненависть, полыхавшая в ее выцветших глазах.

– Твоя парикмахерша померла и теперь зовет тебя. Ты бы узнал, дорогой, жива она или нет? Может, она зовет тебя с того света?

Конечно, она издевалась. Про его любовь Анна знала все, наверняка с годами не перестала наводить о ней справки и сейчас просто издевалась. Но неожиданно мысль, что его любимой не стало, сделала ему больно.

– Она умерла? Это точно? – спросил он, сразу осипнув. – Аня, ты что-то знаешь?

Ненависть в ее глазах неожиданно потухла, голова упала на грудь. Она помолчала.

– Жива твоя парикмахерша, Витя. Жива. Может, и не вполне здорова, но тут старость виновата да муж алкоголик, от которого она троих родила. Сильно нервы ей мотал, – проговорила Аня вполне человеческим голосом. – Может, и зря я тебя к ней не отпустила. Прожили двадцать лет в ненависти друг к другу. А так и ты бы был счастлив, и я, глядишь, второй раз замуж бы вышла. Я бы в доме этом жила, а ты…

По ее резко вскинутой голове и торжеству взгляда он понял, что ее человечность была лишь притворством. Игрой! Ловушкой, в которые он попадал без конца все эти годы.

– Ты бы жил с ней в ее клоповнике, жрал на завтрак макароны, на обед кислые щи, на ужин снова макароны. И был бы абсолютно счастлив, а не мучился со своей старой сварливой Анной, с которой объездил полмира, заработал стаж в начальствующем кресле в министерстве и не знал, что такое нужда. Настоящая нужда, Витя! Когда держишь в руках последний рубль и не знаешь, на что его потратить.

Он повернулся и пошел прочь, но ее грозный крик нагнал его на ступеньке лестницы – она не дала ему подняться на второй этаж. Супруги давно уже разделили этажи: она на первом, он на втором.

– Так что ты там болтал насчет крика, Витя? – вдруг опомнилась Анна. – Кто кричал?

Он встал столбом и подумал, следует ли говорить с ней еще или на сегодня уже хватит. Наконец махнул рукой и, не повернув головы, начал медленно подниматься по лестнице.

– Чокнутый! – крикнула она ему в спину.

Дверь ее комнаты с треском захлопнулась. Все, до самого утра она больше не выйдет. Необходимости не было – у каждого в комнате по уборной и ванной комнате.

Он поднялся к себе, плотно прикрыл дверь и снова прислушался. Крика не слышно. Было очень тихо, как всегда в их коттеджном поселке в конце осени. Неужели ему послышалось?

Виктор Иванович выключил свет и подошел к окнам. Это были огромные окна, во всю стену, от пола до потолка. Здесь планировалась супружеская спальня со всяким там романтическим подтекстом, но не случилось. Он влюбился как раз в то время, когда строительство дома шло к концу. Анна была очень вдохновлена идеей создания родового гнезда, а когда узнала о его похождениях, опустила руки.

– Мне плевать, что будет на втором этаже, – сказала она его племянникам, энергично взявшимся спасать их брак. – Пусть он там живет, если не уйдет к этой…

К «этой» он так и не ушел. Пришлось бы расстаться не только с Анной, но и со многими удобными вещами, к которым он привык за годы супружества: работа, положение, машина, дом опять же. Он не ушел, но его жизнь с тех пор превратилась в ад.

– А никто не обещал, что будет легко, – скалила в хищной ухмылке безупречные зубы его обиженная жена. – Ты разбил мне сердце. Я сломаю тебе жизнь!

Он перебрался на второй этаж, там и прожил почти два десятилетия. Анна обосновалась на первом. Нервное потрясение сильно подпортило ей здоровье. Артрит превратил ее в инвалида, и за это она мстила и мстила ему. Не уставала мстить даже теперь.

Виктор Иванович прислонился лбом к стеклу и всмотрелся в коттедж на соседнем участке. Темно, тихо, освещены лишь подъездная дорожка и крыльцо. Но ни машин, ни людей, ни женщин, зовущих на помощь, нет. Участок был пуст, свет в окнах не горел.

Может, он и правда сходит с ума? От тоски и одиночества, от вечных издевок и унижений. Нет, погодите! Он точно видел свет в окнах соседнего коттеджа. Уже недели полторы точно свет там вечерами загорался. И женщина – молодая, красивая – бегала по утрам по периметру своего участка. Разминалась красиво и грациозно. Вдруг это она кричала и звала на помощь?

Виктор Иванович так разволновался, что едва не пропустил начало третьего футбольного матча. Два важных он уже отсмотрел. В третьем играли команды, за которые он не болел, но от исхода матча зависело положение его любимой команды в турнирной таблице, и пропустить его он не мог.

Он отошел от окна, включил свет и задернул тяжелые портьеры. Сел к телевизору, занимающему половину стены в его комнате, дотянулся до бокала с виски, взял его в руки и замер. Он сейчас почти не пил, виски наливал по привычке – в тоске по старым временам, когда был молод, полон сил и мог за вечер под футбол осушить пару бокалов.

Сейчас все было иначе. Он наливал, но не пил. Приложиться губами к краю бокала мог, но сделать глоток не решался.

Виктор Иванович задремал в углу дивана в самом конце матча и проспал так до четырех утра. Поднявшись, он сходил в туалет, стащил тяжелый теплый плед со спинки кресла, замотался в него и, не раздеваясь, снова завалился на диван. Разбирать кровать в нише, раздеваться и лезть под одеяло не было ни сил, ни желания.

Разбудил его телефон – Анна звонила на мобильный, приглашала к завтраку. Это не было продиктовано заботой о нем, отнюдь нет. Просто она тем самым облегчала труд своей домработнице. Та приходила и уходила в установленные часы, и менять ее график из-за него Анна была не намерена.

– Мы ждем тебя к завтраку, – коротко оповестила его ненавистная супруга и отключилась.

Он бы, если честно, провалялся еще пару часов: включил телевизор и подремал под его уютное негромкое бормотание. Завтракать особой охоты не было: домработница готовила все по вкусу Анны, его предпочтения никогда не учитывались. Но не пойти значило навлечь на себя беду – Анна не успокоится и будет грызть его весь день.

Он пошел в ванную и принял душ настолько быстро, насколько ему позволило его стареющее тело. Зачесал волосы назад, отметил, что давно пора стричься, погрустнел. После того как он расстался со своей любимой женщиной, его больше никто так красиво не стриг.

Он вздрогнул от второго звонка от Анны, но отвечать не стал. Вышел из комнаты и начал медленно спускаться по лестнице.