Лина и Сергей Прокофьевы. История любви - Саймон Моррисон

«Стальной скок» стал пародией на то, что должен был прославлять: совместное создание нового мира, гармоничную рабочую обстановку, коллективный труд. В хореографии Мясина завод выглядел как тюрьма, а технический утопизм представал как обман. Большинство рецензентов пришли к выводу, что балет выражает протест против сталинских пятилетних планов по ускорению развития промышленности. Но Сергей вовсе не хотел обижать своих потенциальных покровителей в Советской России и даже не думал о том, чтобы выдвигать антисоветские лозунги. Балет допускал двоякое толкование, но Сергей не мог допустить, чтобы его позиция вызывала хоть малейшие сомнения. В дневнике Сергей записал: «Придерживаться нейтралитета, угождая сразу обеим сторонам, невозможно, поскольку современная Россия характеризуется борьбой красных и белых: нейтральная позиция не будет отражать время. «Или с нами, или против нас», ни одна из сторон не примет компромисса»[197].

А пока Сергей был занят творчеством и решением проблем, связанных с возможным визитом или даже переездом в Москву, Лина приспосабливалась к роли матери семейства. Ее муж предавался фантазиям о том, как при помощи музыки объединит Запад и Восток, а Лина в это время нанимала и увольняла нянь и пыталась наладить быт, но сделать это было трудно из-за постоянных переездов. Лина тревожилась из-за нехватки денег, хотя Сергей обещал, что средств у них будет более чем достаточно. Он утешал ее рассказами о потенциальных доходах от концертов в России. Лина давно забросила карьеру и, естественно, ничего не зарабатывала, но продолжала следовать парижской моде, не жалея средств на наряды. Мысль о совместных турне по-прежнему приводила Сергея в ярость. Похоже, сбывалось мрачное предсказание миланского педагога по вокалу. Когда Лина сообщила, что выходит замуж, он заявил: «Ваша карьера окончена. Неужели не понимаете, за какого музыканта выходите замуж? Un musico tremendo, великий композитор»[198]. (Она процитировала своего педагога на испанском, а не на итальянском, хотя довольно долго жила в Милане.)

Когда Нина Кошиц приехала в Париж, чтобы исполнить прокофьевские «Песни без слов», соперничая с Верой Янакопулос за внимание в светских салонах, она посоветовала Лине вернуться к пению. Впрочем, предложение прозвучало издевательски – несмотря на все усилия, Лина так и не смогла получить приглашение в блестящий салон Виннаретты Зингер, известной как принцесса де Полиньяк, наследницы империи швейных машинок «Зингер». Сергей, который познакомился с Полиньяк в 1920 году, помог Лине выбрать несколько новых песен Дебюсси, испанского композитора Мануэля де Фальи и московского композитора Николая Мясковского, близкого друга Сергея. В конечном итоге в ее репертуар вошли «Круги» Мясковского на стихи Зинаиды Гиппиус, «Жук» Мусоргского из вокального цикла «Детская», «Голубь» Стравинского на стихи Бальмонта и колыбельная Римского-Корсакова. Лина начала заниматься, и, когда голос обрел прежнее звучание, она выступила не в Париже, а во время турне с мужем по Соединенным Штатам. Турне, состоявшееся в январе – феврале 1926 года, организовал основатель американского общества Pro Musica, французский пианист Элиа Роберт Шмитц.

* * *

Несмотря на то, каких трудов Лине стоило вернуть форму, на турне она согласилась неохотно – возможно, из-за боязни сцены или нежелания оставлять Святослава на такой длительный срок. Свое недовольство она высказала во время ссоры с Сергеем на борту французского лайнера De Grasse при подходе к Нью-Йорку в канун Нового года. После прохождения таможни Прокофьевых встречала жена Шмитца, Жермена, которая сообщила Лине, что концерты, которые они дадут с мужем, покроют все расходы, связанные с путешествием. Это успокоило Лину, хотя Сергей выглядел недовольным. Сергея раздражали «мелочные» заботы Лины, и он записал в дневнике, что успех или провал турне будет зависеть не только от ее пения, но и от настроения. На тот случай, если Лина не сможет выступать, он подготовил фортепианную версию «Картинок с выставки» Мусоргского.

Сергей выступал в Бостоне, Чикаго, Денвере, Канзас-Сити, Нью-Йорке, Портленде, Сан-Франциско и Сент-Поле – по мнению Прокофьева, городе, «известном своим уродством»[199]. Лина сопровождала Сергея только до Денвера, и, согласно рецензии критика из Канзас-Сити, ее исполнение отличали «искренность, очарование и драматический талант»[200]. Для выступления в Сент-Поле Лина оделась, как «изящная, привлекательная американская старшеклассница» и добавила в костюм характерные детали, подчеркивающие ее «испанское происхождение»[201].

В интервью Сергей высмеивал нелицеприятные отзывы критиков в Соединенных Штатах, Германии и Франции, подчеркивая, что авторы противоречили и сами себе, и друг другу. В интервью Portland Telegram он развил мысль о провинциальных вкусах американцев, одновременно стараясь удержать сигарету в мундштуке. После слов «я думаю, что в музыке должны появляться новые стили, так же как и в моде новые фасоны юбок» он позволил сигарете выпасть из мундштука на пол и «тлеть на полу в холле отеля «Портленд»[202].

Общественные мероприятия требовали большего напряжения сил, чем выступления. Мистер и миссис Смит, возглавлявшие региональные отделения общества, настаивали на организации пышных приемов в честь Прокофьевых. Сергей пожаловался автору сиракузской газеты Post-Standard, что «согласно контракту должен обмениваться рукопожатием с каждым человеком, который подходит к нему», и добавил, что в Канзас-Сити «280 сильных американцев так приветствовали его, что чуть не повредили пальцы правой руки, лишив способности играть на рояле»[203]. Лина пустила в ход все свои чары, чтобы отвлечь внимание от мужа – Сергей был не в состоянии вести светскую беседу за невкусной едой. Но Лина тоже нашла поездку утомительной и сказала в интервью, что «ритуал почти всегда был неизменным: мы приезжали в город, нас встречали члены клуба, обычно дамы, затем нас возили по городу, а потом был обед в каком-нибудь клубе. Мы останавливались в отелях, но чаще в чьих-нибудь домах». Она добавила, что у них с Сергеем болели челюсти, поскольку приходилось все время улыбаться. «О, как замечательно, что вам понравилось, огромное спасибо». «После обеда нас сажали в поезд и везли к следующему пункту назначения. Мы очень устали от всего этого»[204].