Зимняя мантия - Элизабет Чедвик (Англия)

Ральф де Гал всмотрелся в золотистый напиток в своей чаше.

– Английский эль, – сказал он. – Никак не могу понять, почему люди предпочитают вино, когда могут пить такой нектар, как этот эль.

– Все зависит от качества, – заметил Уолтеф. – Но наш пивовар лучший во всем графстве.

Ральф поднял чашу в его честь, затем отстегнул от своей туники красивую круглую брошь с янтарем чистого медового цвета и протянул ее Уолтефу.

– Для твоей старшей дочки, – сказал он, печально улыбнувшись. – Кажется, она была мне не очень рада.

Уолтеф тоже улыбнулся, но в глазах его была грусть.

– Она не любит делить меня с кем-нибудь, – сказал он. – Я и не возражаю, если нет других дел. – Он покрутил брошь в руке. Датская работа по серебру была превосходной. – Когда ты приезжаешь, мы обязательно отправляемся на несколько дней на охоту. Так что не вини ее за то, что она связывает тебя с моим отъездом.

Он приколол брошь к плащу, чтобы не потерять. Ральф выпил свой эль и снова наполнил чашу из стоящего рядом кувшина.

– Ты не спросишь меня, какие новости я привез из Дании?

Уолтеф нахмурился.

– Мои датские кузены теперь мало меня интересуют. – Это было не совсем правдой. Но на карту было поставлено так много, к тому же в прошлом датчане показали себя ненадежными союзниками. – Не знаю, чего ты хочешь добиться, заводя с ними интриги.

Ральф небрежно повел плечами.

– Лучше быть в курсе дела, чем прятать голову под простыней… или под юбкой жены и делать вид, что ничего не происходит. Датский король Свейн умер, и поговаривают, что его сын Кнут хочет собрать флот и пойти на Англию. Если до нас в Норфолке такие слухи дошли, то вы в Хантингдоне уж точно должны знать.

Уолтеф отвернулся, но не мог игнорировать эти слова.

– Мне они неинтересны. Разве что придется держать моих людей наготове на случай, если они понадобятся королю.

Ральф задумчиво посмотрел на него. Уолтеф сглотнул комок в горле.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего. – Он развел руками. Жест показался Уолтефу неискренним. – Зря я упомянул датчан, и не из-за этого я сюда приехал.

– А зачем? Охотиться?

Ральф Норфолкский покачал головой и очень искренне улыбнулся.

– Я приехал, чтобы пригласить тебя на мою свадьбу и на пир после церемонии.

– Твою свадьбу? – изумился Уолтеф. – Господи, Ральф, я и не знал, что ты за кем-то ухаживал.

– А, это было короткое ухаживание, – заметил он, – но этот союз устраивает обе стороны. Я женюсь на Эмме, сестре Роджера Херефордского.

– Поздравляю! – Уолтеф хлопнул приятеля по плечу. – Как выглядит девушка?

Ральф рассмеялся и руками обрисовал ее формы в воздухе.

– Светленькая, хорошо сложена и с добрым нравом. Мне будет с ней легко выполнять свой долг.

При слове «долг» Уолтефа передернуло, потому что именно это слово больше всего портило его брак. Они с Джудит понимали его совершенно по-разному. Он считал своим долгом быть на свадьбе друга, а Джудит скажет, что его долг – остаться с ней.

– Ты приедешь? – спросил де Гал, заметив его колебания.

– Непременно, – ответил Уолтеф с излишней горячностью и жестом приказал налить ему еще эля. – Ты же танцевал на моей свадьбе. Я просто обязан танцевать на твоей.

– Тебе не следует ехать на эту свадьбу, – заявила Джудит Уолтефу, когда он в тот вечер пришел в их опочивальню и поделился своими намерениями. – Это к добру не приведет.

Уолтеф сдвинул брови.

– Что тебе не нравится в этом браке? Вне сомнения, Ральф и Эмма Фитц Осберн подходят друг другу.

– Слишком хорошо подходят, – огрызнулась Джудит. – Я знаю, что дядя не одобряет дружбу между этими семьями.

– В самом деле? Я ничего такого не слышал. Вильгельм хочет запретить этот брак?

Джудит раздраженно покачала головой.

– Нет, но мать говорит, что он не доверяет де Галу.

– Твой дядя не доверяет никому, в ком не течет нормандская кровь, – резко парировал Уолтеф. – Он оказывает мне почести, а затем окружает меня своими людьми, назначает шерифами обыкновенных наемников и закрывает глаза на их преступления.

Джудит, которая лежала на кровати, встала и оделась. Ее густые волосы закрывали спину. Уолтеф обожал перебирать тяжелые пряди, но понимал, что сегодня не до этого. Он видел, несмотря на мягкий свет свечи, что глаза ее опухли, а кожа имеет серый оттенок. Она тяжело переносила беременность, и он чувствовал себя виноватым.

– Верно, де Гал из рода бриттов, а твой дядя с ними воевал, но это не значит, что надо его подозревать. – Он, прищурившись, взглянул на нее. – Ты ведь никогда не любила де Гала, так?

Джудит подошла к небольшому аналою в углу комнаты и зажгла свечи по бокам образа Пресвятой Девы Марии, сделанного из слоновой кости. Опустилась на вышитую подушку и молитвенно сложила руки.

– Есть куда более достойные люди, с кем бы ты мог водить дружбу, – сказала она. – И более подходящие тебе по положению.

– Ха! – Уолтеф с горечью вздохнул и направился к сундуку, на котором стоял графин, и налил себе вина. В опочивальне всегда держали вино. Если ему хотелось эля, приходилось посылать за ним слугу и потом терпеть нескрываемое презрение Джудит. – Мое положение! Мне кажется, что тебя больше ничего не интересует.

– Кто-то должен об этом заботиться, раз ты сам этого не делаешь, – парировала она, бросая на него сердитый взгляд через плечо. – Ты унижаешь себя, общаясь с конюхами, садовниками и кухарками. Как могут люди тебя уважать, если ты не ведешь себя соответственно рангу?

Презрение в ее взгляде возмутило его.

– Когда я не веду себя как нормандец, ты хочешь сказать?

– Когда ты не ведешь себя так, как подобает человеку благородной крови! – ответила Джудит. – Наши дочери по рождению высокого ранга, а ты водишь их на конюшню и в сараи, ты поощряешь их общение со слугами и солдатами, как будто они им ровня, причем говорят они с ними по-английски! – Она презрительно взмахнула рукой.

Уолтеф выпрямился – он уже не мог сдерживать гнев.

– Выходит, величие статуса покоится на невежестве, – съязвил он. – Ты сама себя приговорила, миледи. Ты – ничто. Пока ты стоишь на коленях и молишься, не мешало бы тебе вспомнить, что наш Господь Иисус Христос родился в семье простого плотника. – Он повернулся и выбежал из комнаты. Он имел полное право ударить ее, и эта мысль заставила его ускорить шаг. Все знали, что Вильгельм Нормандский поколачивает свою жену, если та выведет его из себя. Он знал людей, чьи ремни были в пятнах крови жен и детей. Но Уолтеф был другим.