Воля под наркозом - Михаил Серегин

Странности начались с самого утра. Спать я накануне лег непривычно рано. Проснулся же ни свет ни заря. С легкомысленным оптимизмом восприняв сей факт как добрый знак судьбы, на работу я вышел на час раньше, чем обычно, намереваясь перво-наперво заглянуть в палату к Мишке Колесову. Двигало мною, во-первых, беспокойство за судьбу старого друга и здоровое любопытство. Во-вторых, смутное подозрение, что странное поведение сотрудников психиатрического отделения могло неблагоприятно отразиться на состоянии интересующего меня пациента данного отделения.

Во дворе меня окликнул сосед, обожаемая супруга которого периодически страдала приступами жуткой головной боли. Приступы эти таинственным образом начинались, стоило супругу намекнуть, что поздно вернется домой, а также когда жене очень хотелось приобрести какую-нибудь дорогую безделушку, а неразумный муж пытался отговорить ее от этой покупки.

Супруга не возражала, когда ее драгоценный муж бежал за советом ко мне. Оба относились ко мне, как к лучшему другу: он – потому что имел возможность перекладывать ответственность за здоровье дражайшей половины на мои докторские плечи, она – потому что лекарства, которые я советовал, не были ни горькими, ни дорогими.

Этим утром у супруги случился очередной приступ. А за минуту до его начала супруг по странному стечению обстоятельств упомянул, что коллеги по работе собираются вечером устроить «мальчишник».

Давно определив, что заболевание у его супруги хроническое и лечению практически не поддающееся, потому что в действительности ее хорошенькая головка перестала бы болеть только в одном случае – если бы в нее удалось вложить хоть капельку ума, я и в этот раз предпочел скрыть от соседа жестокую правду. Пока я прикидывал, что лучше посоветовать: аскорбинку или мятные таблетки – супруга соседа утверждала, что совсем чуть-чуть, но помогает и то и другое, мимо нас неторопливо прошли двое мужчин.

– Кончай дергаться, – вполголоса говорил один из них, – рано еще. Выйдет он не раньше, чем через час. А пока спит, небось, как сурок. Если вообще выйдет. Может, и правда приболел наш доктор.

Широкую спину говорящего я узнал мгновенно, хотя до этого момента Катиного «брата», кроме как за рулем «девятки», ни разу не видел. Парочка уверенно зашла в мой подъезд.

Я поспешил довести разговор с соседом до логического завершения. Причина появления незваных гостей была мне, конечно же, интересна, но не до такой степени, чтобы выспрашивать ее у самих визитеров.

По дороге я едва не свернул себе шею, высматривая знакомую «девятку». Но либо «родственничек» поставил машину где-то дальше, либо я все-таки обознался. Второе предположение звучало более привлекательно, на нем я и предпочел остановиться.

Порог седьмой специальной я переступил со смешанным чувством, так и не сумев разобраться, что мне нравится больше – возиться с язвенниками или «болеть» самому.

Заведующий отделением постарался сдержать данное мне слово наилучшим образом: клиника в мое отсутствие не пострадала ни от каких катаклизмов, а пациенты пребывали в сносном состоянии. Я совершил круг почета по терапевтическому отделению, пообещал вернуться не позднее чем через полчаса и, прихватив купленные по пути сочные яблоки, поспешил в психиатрическое.

Предварительно убедившись, что оба «ненормальных психиатра» – и Крутиков, и Тарасов – еще не прибыли, я, готовый ко всему, в том числе к худшему, подошел к дверям Мишкиной палаты.

Разница в его состоянии и состоянии бывшего контрактника Попова бросалась в глаза сразу же. Мишка также практически не двигался, сидел, глядя прямо перед собой. Вместе с тем в нем не ощущалось того ошеломившего меня полнейшего равнодушия к происходящему, свойственного бедняге Попову.

Начать с того, что Мишка… смотрел телевизор. Нет, он не то чтобы смотрел его в буквальном смысле. Сложно сказать, понимал ли он что-нибудь из происходящего на экране. Возможно, что-то и очень уж по-своему, но все-таки понимал. Во всяком случае, время от времени в его глазах вспыхивал слабый, едва заметный признак разума.

У меня немедленно навернулась слеза умиления, которую тут же спугнула мысль, что Мишку может привлекать всего-навсего яркость красок и быстрая смена картинок на экране. Но это уже что-то, упрямо подумал я и выключил телевизор.

Мишка даже не пошевелился. Однако, к моему величайшему изумлению, проблеск разума в его глазах не исчез. Вместо ожидаемого равнодушия в них мелькнула тень самого настоящего разочарования.

Хорошенькая сестричка, состоявшая из сплошных приятных глазу округлостей, между тем вымыла яблоки, вытерла их салфеткой и подала мне. Я потоптался в растерянности, совершенно не представляя, что следует делать дальше. Потом взял Мишкину костлявую руку, вложил в нее яблоко и, проговаривая каждую буковку, доверительно сообщил:

– Яблоко.

Колесов оторвал взгляд от давно потухшего телевизионного экрана и – могу поклясться! – с любопытством взглянул на меня.

– Яблоко, – сказал он.

Я потерял дар речи и, кажется, забыл вздохнуть, потому что почувствовал приступ удушья. Фигуристая медсестра хихикнула.

– Он думает, что яблоко – это вы.

– Вы думаете, он думает? – совсем уж растерялся я.

– Конечно! – возмутилась сестричка. – Владимир Николаевич сначала боялся, что пациент просто повторяет сочетание звуков, знаете, так бывает. Но потом пришел к выводу, что слова он повторяет довольно осмысленно. Он их заново учит.

– Яблоко, – между тем невозмутимо повторил Колесов.

Кажется, новое слово ему понравилось. Интересно, придется ли Мишке по вкусу сам фрукт? Раньше он яблоки очень любил.

Я поднял его руку на один уровень с невинными, как у новорожденного младенца, глазами и, стараясь говорить медленно и проникновенно, объяснил, ткнув пальцем сначала себе в грудь, затем в продукт:

– Я – не яблоко. Это яблоко.

Колесов посмотрел на меня ясными, не замутненными сомнениями глазами, потом посмотрел на предмет в своей руке и, кажется, уразумел что к чему. Я подтолкнул руку с яблоком поближе к острому носу и подсказал:

– Ешь!

Колесов осторожно обнюхал ароматный плод и с аппетитом посмотрел на меня. На всякий случай я отодвинулся подальше и строго сказал:

– Яблоко ешь!

Заинтригованная сестричка подошла поближе и ободряюще погладила неразумного пациента по макушке. Взгляд Колесова мгновенно переместился на ее пышную грудь, оказавшуюся вровень с его глазами, и счастливо затуманился. С этой минуты я больше не сомневался, что Колобок рано или поздно сумеет сделать из Мишки полноценного члена общества.

Яблоко Мишка спорол целиком. Вместе с хвостиком. Он методично откусывал один кусок за другим и заглатывал их, почти не пережевывая. Затем с явным гастрономическим интересом снова посмотрел на меня. Я засомневался, не поспешил ли с выводами на его счет и попросил сестричку в качестве отвлекающего маневра подсунуть пациенту еще одно яблоко, предварительно освободив его от плодоножки.