Одержимый - Шарлотта Физерстоун

– У нас теперь нет ни гроша! – рыдала мать, и в ее голосе слышалось неподдельное отчаяние. – Все мои наряды, все мои драгоценности пропали! А еще новая мебель и ковры! Все, все погибло! Ну почему, почему это должно было произойти именно со мной?

– Дом и все его содержимое были застрахованы, мама, – резко бросила Энн. – Тебе стоит быть благодарной лорду Реберну за то, что он уговорил папу оформить новые полисы, которые стало выдавать страховое общество Ллойда. Весьма предусмотрительно, на мой взгляд.

– Да, но сколько времени пройдет, прежде чем все устроится? – вскричала мать, бросая гневный взгляд из-за плеча на дочерей, стоявших у изножья кровати. – Что, если лорд Реберн ошибался, когда рассказывал обо всех этих выплатах по страховкам? Какие у нас гарантии, что страховщики не подведут и выплатят все деньги, чтобы возместить то, что я потеряла?

– Что, ты одна потеряла? – скептически переспросила Энн. – Что мы все потеряли. И кроме того, я только и слышу, как ты сетуешь на потерю материального, всех этих вещей, которые очень легко заменить! Все могло быть гораздо хуже, мама. Ты могла потерять собственного мужа. Ты могла потерять Анаис.

Глаза матери остановились на едва не погибшей дочери. Между ними не было любви, и Анаис не питала иллюзий на сей счет. Но именно сейчас, увидев, как смотрит на нее мать, Анаис столкнулась с суровой, жестокой правдой. В этот самый момент нелюбимая дочь осознала: мать с удовольствием бросила бы в огонь ее, если бы это могло спасти пресловутые драгоценности.

Казалось бы, эта неприятная истина должна была причинить Анаис боль, поразить ее в самое сердце: шутка ли – понять, как мало ребенок значит для собственной матери! Но сказать по чести, Анаис не чувствовала себя уязвленной. Год назад она, возможно, не поверила бы, просто не поняла бы, как кто-то может быть столь корыстным. Но теперь Анаис в полной мере осознавала это, постигала, как устроен этот непростой мир. Она утратила свою наивность, прекрасно усвоив горькие уроки жизни.

– Теперь мне придется жить с сестрой вашего отца, – с яростью процедила мать, впившись злобным взглядом в спящего мужа. – И почему ваша сестра отправилась в Кадис на всю зиму? Мы могли бы остаться с ней. Она позаботилась бы обо мне.

– Мама, – укоризненно заметила Анаис, – Эбигейл только что вышла замуж! Ты не можешь упрекать ее в том, что она решила провести медовый месяц в теплых краях.

– Она в отъезде уже два месяца! Ей не стоит пропадать за границей до весны.

Анаис вздохнула:

– Даже если бы Эбигейл осталась дома на зиму, нет никакой гарантии, что мы могли бы одолеть такое расстояние по нынешней погоде. Путешествие на север Шотландии было бы непростым. Нет, благоразумнее будет отправиться к нашей тете и остановиться у нее до тех пор, пока Эбигейл не вернется домой весной.

– Полагаю, мы не можем рассчитывать на то, что дом восстановят к этому времени.

– Нет, мама. Дом не восстановят. Только чудо поможет сделать это уже через каких-то четыре месяца.

Мать презрительно фыркнула, гримаса отвращения исказила ее выдающейся красоты лицо.

– Тогда мне придется терпеть ее, мою золовку! Боже, я просто не выношу эту женщину – старомодную мымру с неприлично дряблым телом! У нее в доме не будет ни балов, ни званых ужинов, ни прогулок по роскошным садам. Только нестерпимые дни и вечера, проводимые в ее маленьком унылом домишке на Портман-сквер.

– Мама, – парировала Энн, – мы все в долгу у тети Милли за ее доброту к нашей семье. Она всегда была щедра и сердечна по отношению к нам.

– Я не могу жить там, – со злостью бросила мать. – Я не в силах выносить убогий дом этой Милли и окружающую ее компанию глупых женщин! И на дух не переношу это старомодное существо, которое она называет своей компаньонкой, – я не появлюсь в обществе этой девицы!

– Джейн всегда была серьезной поддержкой для Милли, – с вызовом заявила Анаис, оскорбленная тем, что мать позволяет себе порочить достоинства компаньонки тети. Анаис всегда считала Джейн своей хорошей подругой, и то, как мать пыталась запятнать честное имя добродетельной девушки, заставляло ее дрожать от ярости. Расчетливая мамаша и понятия не имела о том, что такое искренняя, настоящая дружба.

– Нет, Милли поддерживает это… это ничтожество на протяжении многих лет! Эта нахалка отнимает у Милли все – то, что должно принадлежать вам, девочки! Это могло бы пополнить ваше приданое, – сказала мать, стрельнув в дочерей грозным взглядом. – Все эти деньги, которые прячет Милли, могли быть вашими, если бы не эта коварная девчонка! И теперь мне придется терпеть присутствие неуклюжей Милли, сносить ее мерзкий домишко, бедную обстановку и крохоборство! Даже представить страшно, как я смогу показаться в свете… Что подумают мои друзья? О, ну почему муж Эбигейл решил улизнуть в Средиземноморье? Никто не считается с моими пожеланиями и моими потребностями!

– Не хочу больше слышать ни слова, – возмущенно бросила Анаис. – У Эбигейл медовый месяц. Так порадуйся за нее! Ей удалось заманить в свои сети богатого лорда. Разве не эту цель ты всегда преследовала?

– Я намечала такую цель для каждой из вас, но именно тебе не суждено добиться ничего подобного.

Анаис почувствовала знакомую боль от укола матери, но на этот раз колкость обидела ее меньше, чем это было бы еще год назад.

– Сообщи мне, как только папа проснется. Я навещу его, когда ты удосужишься освободить комнату. Полагаю, это случится очень скоро, ведь сострадание и привязанность по отношению к собственной семье никогда не значились в списке твоих приоритетов. Мы никогда не были для тебя важнее нового бального платья или приглашения на престижный званый вечер, не так ли?

– Неблагодарное, избалованное дитя! Мне стоило бросить тебя на улице на произвол судьбы!

Мать пригвоздила ее гневным взглядом, и Анаис неожиданно почувствовала, как к горлу снова подступает тошнота. Как же легко было матери отбросить ее от себя! Горькая правда жестоко сжала все внутри.

Анаис невольно спрашивала себя: не потому ли в эти последние месяцы и поселилась в ее душе бесчувственность, что она постепенно превратилась в такую же эгоистку, как ее мать? Переведя взгляд с матери на отца, по-прежнему спавшего в кровати, Анаис представила совсем другую картину. Это Гарретт находился в той постели, а она сама сидела у изголовья, изнывая от тоски по другому мужчине, пока тот, кто любил ее, беспомощно лежал рядом.

Она вдруг почувствовала себя очень утомленной – уставшей от переживаний по поводу того, что причиняет боль мужчине, от которого никогда не видела ничего, кроме доброты и сочувствия. Что ж, пришло время отпустить прошлое. Настал момент для поиска будущего. И в этом будущем, не уставала повторять себе Анаис, уже не будет Линдсея.

Клонящееся к закату солнце скользнуло из-за тяжелого серого облака, отбрасывая тени в гостиной и приглушая печальные воспоминания об утреннем визите к матери. Наступил вечер, шведский стол был уже сервирован к ужину в ожидании гостей, прибывших, чтобы принять участие в рождественских празднествах с лордом и леди Уэзерби.