Феррус Манус: Горгон Медузы - Дэвид Гаймер

Кошмарные воспоминания о том, как трения X и VII легионов дошли до критической точки, сменились хрипом изношенных поршней в корпусе шагателя. Верховный лорд отклонился назад, Сокрушитель стремительно пронесся вдоль его выгнутой груди, и примарх поднялся вслед за своим молотом.

Свободной рукой Манус сдавил лоб и заворчал, борясь с дезориентацией. Размахнувшись, он пнул Страчаана в область паховых приводов. При столкновении ноги с защитным полем энергетическая вспышка располосовала воздух между сабатоном и корпусом шагателя яркими красными росчерками.

Феррус осторожно отошел назад, давя осколки стекла. Неожиданно голову медузийца пронзила боль, и покои завертелись вокруг него. Шкафы и фрески летали по орбитам с примархом в центре и исчезали, словно он переродился в сверхмассивную черную дыру.

Воздвигались и рушились горы. Небосвод кружился и изменялся. Манус сражался с Караашским Элементалем в ледяном лабиринте. Противостоял великой миграции яррков у Жааданской переправы. Давал отпор механизированным полчищам Станисласа — безумного железного отца, который беспощадно преследовал Ферруса все его детство и до сего дня, когда примарх встретил машинные орды мистика в открытом бою и стер их в порошок голыми руками. Своими руками.

Манус отбрасывал эти картины. Они были просто воспоминаниями. Его воспоминаниями. Его жесточайшими битвами.

Ведомый чутьем, Феррус украдкой глянул вбок и заметил псайкера. Тот стоял на том же месте, где примарх видел его в последний раз, — у дальней стены, раскинув руки и ноги, словно на распятии. Физически старик не участвовал в схватке, но пристально смотрел на медузийца темными глазами, вылезавшими из орбит.

Догадавшись, что происходит, Манус зарычал.

Отгоняя Страчаана взмахами молота в вытянутой руке, он обогнул старинный шагатель, преграждавший ему дорогу к псионику. Феррус бросился было к цели, но Верховный лорд схватил его за предплечье, подтянул к себе и ударил по скуле. В черепе примарха сверкнули молнии.

«Костяшки массивной желтой перчатки, покрытые серебристо-красными брызгами…»

Манус с ревом отмахнулся локтем, метя в лицо врага. Слой чужеродного металла, поселившегося на руках примарх а, как раз заканчивался у сгиба конечности. Ровная линия, как верно заметил тот медике, Риордан.

Когда живой металл соприкоснулся с энергетическими щитами треножника, раздалось шипение, как от кипящего припоя, и силовые поля рухнули в ослепительной вспышке света. Локоть Ферруса врезался в решетчатое забрало гардинаальца.

Из динамиков Страчаана послышалось гневное ворчание. Манус ответил кличем, похожим на глас пробуждающегося вулкана, и отбросил Сокрушителя в сторону. Молот приземлился с гулким лязгом.

— И ты говорил, что знаешь меня?

Стараясь разорвать дистанцию, Верховный лорд выпустил из установок на туловище шквал лучей. Феррус расставил перед лицом пустые ладони, словно текучий заслон из ярости, воплощенной в металле. Остальные потоки частиц отразились от его доспеха.

— Сделай что-нибудь! — крикнул Страчаан псайкеру.

Примарх отвел руки, сжимая их в кулаки, но вдруг оступился, будто его поразили выстрелом в глаз. Он стиснул голову ладонями, чувствуя, как пол уходит из-под ног. Заклубились облака, возникшие из пустоты, — казалось, перед взором Мануса проносится весь жизненный цикл какой-то планеты. Резко похолодало, подул пронизывающий ветер. Земля под ногами раскрошилась на острые кусочки гравия, вдоль стремительно отдалившегося горизонта выросли горы с плоскими вершинами. Феррус зашатался так, словно Галактика неожиданно перестала вращаться, да еще и ослепила его вспышкой сверхновой звезды.

Манус сгорбился. Шум его дыхания напоминал раскаты бури. Рука, покачиваясь, звенела о бедро.

На нем была видавшая виды кольчуга с зубчатыми навесными пластинами из медузийской стали. Щербины и царапины на металле отражали свет миллионом невероятных способов: сияние обжигало, пронзало, блистало ореолами, несло в себе боль и красоту одновременно. То и другое с одинаковой силой впивалось в глаза, не ведавшие солнца или звезд.

Опершись ладонями на колено, Феррус заставил себя встать. Струя крови сбежала по его трясущимся рукам и дальше, по ноге.

Золотой воин двинулся вперед, шагая размеренно и неумолимо, как сама судьба.

Он был светом — ярчайшим пульсаром бело-голубой энергии, лучи которого копьями вонзались в небеса. Он был маяком, который не могла застлать ни одна туча, и власть его распространялась повсюду, куда доходили эманации его мечты. Он был самым поразительным созданием из всех, когда-либо виденных Феррусом Манусом или сотворенных его воображением.

Но тот, кто шел к примарху, надев обличье Человека, не был Ангелом Мира.

Его золотистый доспех украшала изумительная фигурная роспись, настолько потрясающая, что даже Феррус с его могучим разумом не мог ни вспомнить деталей, ни тем более описать их. Броня оставалась такой же великолепной и блистающей, как в тот момент, когда существо только снизошло с небес, — яростные удары Мануса не повредили ее.

Создание воздело меч, снова приглашая Ферруса нападать. Клинок обвивало пламя, пылающее без жгучего жара, которое напоминало примарху о его руках, хотя и было золотым, а не серебряным. Больше того, Манус уже понял, что у них с существом много общего.

Как и Феррус, оно было завоевателем, и примарх отчасти горевал о том, что уже никогда больше не встретится с таким славным противником.

Воин заговорил, но вместо слов до Мануса донеслась мешанина невнятных звуков. Скрежет гусеничных траков. Плеск расплавленной стали, льющейся в форму. Грохот болтерного выстрела, первого из услышанных им. Раскат грома. Боевой вопль эльдарской баньши. Белый шум, извлеченный из его памяти в попытке заполнить лакуну, которую ничто бы не заполнило. Как только Феррус осознал, что отголоски доносятся из времен, не соответствующих месту, иллюзия рухнула, словно оконное стекло без рамы, и раскололась…

Ни реальные воспоминания, ни шарлатанские трюки псиоников не могли воссоздать образ Императора Человечества.

Теперь Манус понимал, что консул рылся у него в сознании, выискивая картины самых непростых битв прошлого. Псайкер или хотел отыскать то, что дало бы Страчаану преимущество в сегодняшней схватке, или же просто надеялся сломить волю врага грузом былых неудач. Прилагая титанические усилия, Феррус заставил себя сконцентрироваться и вернулся в настоящее.

Он — примарх, Горгон Медузы, лучший среди братьев. Гардинаалец заявил, что знает его, но никто не знал Мануса. Никто, даже Фулгрим, не подозревал, о чем всегда мечтал Феррус. В своей погоне за совершенством он жаждал лишь одного.

Чтобы его одолели.

Для бога среди людей победы были ежедневной рутиной. Но поражения? Они поистине драгоценны. Каждое из них чему-то учило примарха, и в тот день, когда свет Императора озарил Медузу, отец преподал Манусу величайший урок.

Примарх позволил себе оглянуться на осколки разбитого пси-миража.