Мой любимый сфинкс - Людмила Зарецкая

– Я не позволю вас утопить, – серьезно ответил Аржанов. – Но думаю, что они вне подозрений.

Почему-то с возрастом начинаешь сентиментальнее относиться к природе.

То есть в детстве лес – это место, где можно есть малину с куста, радоваться встреченной белке и опасаться, что из кустов вылезет медведь. В зрелом возрасте картины леса – мрачного и торжественного, солнечного или дождливого – могут вызвать спазм в горле.

Дождь, барабанящий каплями по стеклу. Грозовые раскаты за окном. А ты сидишь, взобравшись с ногами на подоконник, и тебе хорошо и спокойно. Вид, открывающийся с горного серпантина на лежащее далеко внизу море. Парк, швыряющий тебе в лицо аромат сирени и цветущих яблонь. Бесконечное поле, в котором между тугими колкими колосьями застенчиво выглядывают скромные васильки. Огромная, куда достанет взгляд, бескрайняя ширь степных равнин, горная тропа, обрывающая дыхание… Все это как этапы жизненного пути, с каждым из которых связаны дорогие воспоминания, приятные или, наоборот, не очень. Потому и вглядываемся до рези в глазах, пытаясь вобрать в себя живые картины, запечатлеть в душе, запомнить, наложить на звучащую внутри музыку.

С годами как-то иначе воспринимаешь речку, пытающуюся спрятаться за поворотом. Крепенький гриб, выглядывающий из-под елки. Обрыв, притягивающий к себе с неумолимостью кобры.

И ромашки уже не просто букет, засунутый в литровую стеклянную банку. И клумба с мохнатыми тюльпанами – не просто композиция, высаженная коммунальными службами. И лесное озеро – не просто заросшая камышами лужа.

Острее чувствовать начинаем, что ли… Как там у Аронова? «Остановиться, оглянуться, случайно, вдруг, на вираже…» И увидеть прекрасное в том, что еще совсем недавно казалось совсем обыденным.

Если вы не можете влюбиться, не чувствуйте себя глупо, это значит, что вас действительно ждет великая любовь.

Эмма Уотсон

Все пошло наперекосяк. Отделаться от гадливого ощущения по отношению к себе было трудно. Очень трудно. Потому что одно дело – метким выстрелом уничтожить человека, который, походя, изгадил твою жизнь. И совсем другое – хладнокровно убить молодую, в общем-то ни в чем не повинную девушку, которая совершенно точно не сделала тебе ничего плохого.

Вся ее вина заключается только в том, что она видела и слышала то, что ей совсем не полагалось видеть и слышать. Конечно, она не понимает всей ценности попавшей к ней информации. Надо быть в теме, чтобы понять, как отдельные обрывочные факты и события связаны между собой, а она не похожа на Шерлока Холмса, который способен, потянув за конец ниточки, размотать весь клубок. Но Аржанов способен. И Зимний. Да и сама девица может скумекать, что к чему. В экстремальной ситуации у всех обостряются аналитические способности.

Так что убрать ее все-таки надо. Конечно, она уже могла успеть все разболтать Аржанову. Это плохо. Очень плохо. Хуже только то, что на столике в ее ванной комнате остались ампулы. Конечно, их надо было забрать. Но паника, схватившая за горло при появлении машины Аржанова, не дала ни малейшего шанса вспомнить про эти дурацкие ампулы. Интересно, догадались они или нет, зачем они были нужны? И дотумкают ли, что для того, чтобы осуществить задуманное, надо иметь медицинское образование?

Впрочем, это уже не важно. Убирать девицу придется каким-нибудь другим способом. Плохо, что она теперь настороже. И Аржанов тоже. Особенно Аржанов. У этого хватка как у бульдога. Вцепится – не отпустит. А девица ему нравится. Вон, под шумок даже ночевать сегодня у нее остался. Козел похотливый. Так что вряд ли они обсуждали то, что происходит вокруг. Скорее всего, он спасал девицу в постели, работал грелкой во весь рост. Это он умеет.

Как же так получилось, что убийство Громова не распутало узлы, а лишь добавило новых? Где кроется ошибка в расчетах? Ведь все сделано правильно. Потому что зло должно быть наказано. А Громов – стопроцентное всеобъемлющее зло. Даже дух захватывает, как он успел со всеми здесь сцепиться. Перессориться. Переругаться. Да здесь каждый второй мог хотеть его смерти и сделать все для того, чтобы осуществить свое желание. И это как раз хорошо, потому что менты в полном замешательстве. Но вот девица… Застукала в самый неподходящий момент. И теперь все висит на волоске. На тонком волоске, который может оборваться в любую минуту. И надо, во‑первых, соблюдать спокойствие, а во‑вторых, придумать четкий и выполнимый план, что делать дальше.

Весь день Злата чувствовала себя как королева, которую повсюду сопровождает почтительная свита. Как и обещал Аржанов, она ни на минуту не оставалась одна. Сразу после завтрака, на который они спустились из ее комнаты вместе, вызвав саркастическую ухмылку на лоснящемся лице Муромцева и встретив понимающий взгляд Костромина, она в компании Светки и Заварина сходила на реку искупаться и позагорать, потратив это время с пользой, чтобы с предосторожностями (без лишних ушей) рассказать им все то, что они с Аржановым обсудили утром. Правда, про ботокс все-таки умолчала.

– Дела-а‑а‑а, – протянул Котик, поглаживая начинающую лысеть макушку, – вот уж попали в переплет! Съездили отдохнуть, расслабились, называется! Теперь как живыми домой вернуться? Ты того, Златка, от нас действительно лучше не отходи. Прав Федорыч. Что ты такого слышала, я, конечно, не понимаю. Но, видать, есть что-то, из-за чего тебя убить хотят.

Мимо них по берегу гордо прошествовал Муромцев. За ним уныло плелся Володя, тащивший удочки и прочую рыболовную снасть.

– На рыбалку собрались? – окликнул их Заварин.

– Надо же чем-то тоску разгонять. – Муромцев длинно и витиевато выругался. – Надоело тут сидеть хуже горькой редьки. Правда, Зимний сейчас сказал, что мы тут застряли максимум до воскресенья. Хочется верить. Но пока так толку от всего этого количества ментов на одной богом забытой базе немного.

– А вы не знаете, где Александр Федорович? – спросила Злата, которой казалось, что с завтрака, где она в последний раз видела Аржанова, прошла уже целая вечность. Муромцев нехорошо осклабился.

– А что, соскучилась уже? Такому темпераменту позавидовать. Ладно-ладно, не красней. В кабинете твой Александр Федорович, с Зимним заперся и перетирают чего-то.

Минут через пятнадцать на пляже появился сам Аржанов.

– Вахту принял, – засмеялся он. – Спасибо, Константин Алексеич, что барышню покараулил. Злата, мы сейчас с вами в поселок поедем. У меня на работе дела есть, а вас я пока доктору снова покажу. На всякий случай.

– Не надо доктору, – слабо пискнула Злата, но он не обратил внимания на ее возражения.

– Вам в комнате что-нибудь взять нужно?

– Нет, телефон с собой. А купальник высох уже. На такой-то жаре.

«Зря она про купальник», – мрачно подумал Аржанов, с интересом наблюдая за тем, как она натягивает свой умопомрачительный льняной сарафанчик и по-новому перевязывает роскошную гриву волос.