Сокол Спарты - Конн Иггульден

– Это так, – ответил Кир.

Софенет кивнул.

– Тогда, возможно, у тебя есть право бросить ему вызов. И вместо воинского похода, направленного на резню и уничтожение, ты тем самым свершишь личное возмездие над своим братом за зло, причиненное им тебе. А твое войско лишь заставит его принять этот вызов и убережет тебя, пока ты вершишь справедливость, в которой тебе раньше отказывалось. Насколько я знаю, твоя личная стража была вероломно убита, а ты посажен в каземат и приготовлен к казни. Ты – претерпевший злую обиду сын царя. И если твои персы воспротивятся – более того, посмеют грозить мятежом, – я бы высказал им это.

В комнате воцарилось молчание. Клеарх сидел с остро сдвинутыми бровями.

– Ну Софенет, ну старый лис, – щуря тяжелый глаз, произнес наконец Проксен. – Вот так бы и надо сыграть. Личные струны, великий, твоих командиров наверняка затронут. Дело семейной чести и воздаяния. Может, и в самом деле получиться.

– Кто-нибудь, бесспорно, воспротивится, – продолжал стимфалец. – Но с этими можно будет справляться по мере проявления таких случаев. Худших из тех жалобщиков и горлопанов надо будет просто приканчивать до того, как мы сойдемся с врагом на поле боя. – Софенет осклабился этой мысли и хмыкнул, получив от Клеарха радушный шлепок по спине.

– Хорошо, – промолвил Кир. – Я намерен не ждать более тех немногих отрядов, что еще не подошли. Сбор войска уже и так занял столько недель. Тиссаферн впереди все еще будет где-то в дороге. Чтоб достичь хотя бы скромного успеха, нам нужно выходить как можно скорее. – Оглядевшись, своих военачальников он застиг за переглядыванием. – Что еще?

– По-прежнему остался вопрос выплат, великий, – сказал за всех Клеарх. – Те тридцать тысяч, что мы взяли в Византии, почти истекли. На них закуплены возы с провизией, которой войску в походе хватит на месяц-полтора, если довольствия выдавать по две трети. Но этого все равно недостаточно.

На удивление, Кир махнул рукой, выказывая эдакую беспечную уверенность, которой эти люди не видели в нем без малого год.

– Я уже задумывался над этим и разослал письма моим самым давним и богатым сподвижникам, коих немного. К тому времени как нам останется пробавляться одной мучной пылью и проточной водой, думаю, мы уже обретем все, что нам нужно. Не могу заверить, что в пути нас совсем уж минуют нужда и невзгоды, но какой поход обходится без них? Полная уверенность у вас может быть только в одном. В том, что если я при вашем содействии стану царем, пусть и через поверженное тело моего брата, вы более не будете знать нужды ни в чем. Этого вам достаточно? В этом я клянусь своей честью и сомкнусь ладонью с каждым из вас, если вы того пожелаете.

Эллины один за другим, подходя, брали его руку и сжимали так, что белели костяшки. Глаза Кира смотрели ясно и жестко, без тени сомнения – даже непонятно, к добру или к худу, учитывая неоднозначность замысла.

* * *

Лето уже набирало силу, когда к выходу из Сард изготовилась необозримая воинская колонна. Отряды эллинов просто затерялись бы в море персидской пехоты, если б Клеарх не настоял, что его спартанцы должны идти впереди. Он объяснил, что общая скорость колонны возрастет, если темп будут задавать его люди, хотя прочие эллины роптали, что он-де опять ставит себя выше остальных.

Персидская часть войска в своем окончательном виде насчитывала чуть больше ста тысяч пехоты. Нехватка чувствовалась и в лучниках и в пращниках (первых было всего несколько тысяч). Досадно немногочисленной была и конница, хотя знакомый Киру афинянин Ксенофонт содержал животных в надлежащем порядке. Молодой грек вполне освоился на своем поприще коневода и благожелательным взглядом проводил царевича, проскакавшего мимо на своем скакуне. В целом же собранное Киром войско никак не соответствовало той силе, которую он рассчитывал повести на брата против совокупной мощи Персидской державы. Никак не покидала безутешная мысль, что вся затея губительна своей поспешностью. Собрать силу, способную пересилить могущество персидского царя, с самого начала казалось чем-то неосуществимым. Люди не были подготовлены так, как того хотелось, хотя Клеарх обещал в походе продолжить ратную выучку, а значит, день ото дня навыки воинов будут все-таки крепнуть. Войско в сто двадцать тысяч человек отправлялось на юго-восток в пустыню – вдалеке от Царской дороги и любопытствующих глаз. И, несмотря на все недочеты, Кир ощущал за свое воинство отчаянную, болезненную гордость.

Первые разведчики и застрельщики из пелтастов ушли вперед за день от основных сил, и после этого каждые шесть часов вслед предыдущим бодрой рысцой выходил новый десяток легковооруженных воинов. Для главной колонны становилось своеобразной игрой попытаться выследить и обнаружить этих сорвиголов. Начальники знали, что это поднимает дух при долгих унылых переходах через безликие земли, и не запрещали это озорство. Перспектива поймать группу лазутчиков укрепляла бдительность, а также была источником азартных споров и ставок среди полков и, конечно, самих разведчиков.

На последнем смотре конечного места назначения Кир не указал, дав лишь знать, что бездельничать в пути никому не придется. Идти предстояло через местности более дикие, чем те, по которым перемещался Тиссаферн. На самом же деле пунктом прибытия можно было считать то место, где перед ними встанет войско Артаксеркса. Мысль о непостижимости таких расстояний пугала не в последнюю очередь потому, что все необходимое приходилось тащить с собой.

Кир тихо свирепел от одного лишь числа увязавшихся за колонной праздных людей. На протяжении восьми месяцев Сарды служили местом сбора войск; здесь получали оплату золотом наемники, а серебром персидские полки. Все это время город полонили тысячи вооруженных людей при деньгах. Торговля и ремесла процветали, от кожевников, шорников и кузнецов до искусных оружейников; что уж говорить о своднях и продажных женщинах и мужчинах всех мастей и возрастов, которые буквально наводнили улицы, выдавливая деньги из одиноких, уходящих на войну людей. Кое-кто из этой публики успел привязаться к отдельным грекам и персам. Другие просто решили продолжить свой доходный промысел. В итоге к войску примкнуло еще двенадцать тысяч, негодных для сражений, но которых приходилось так или иначе кормить, одевать и охранять.

Кир стиснул кулаки так, что на ладонях остались красноватые вмятины от ногтей. Будь проклят Тиссаферн! Если б не эта шакалья падаль, он бы и не подумал устраивать поход нынешним летом, когда зной буквально высасывает из людей жизненную силу. А что едва ли не хуже, этот подлый враг отсек его от денег – удар, нанесенный скорее из мелочной мстительности, чем из сомнения в его преданности брату. За все свои годы на поприще полководца Киру ни разу не приходилось думать о трудностях подготовки к походу без неисчерпаемого резервуара царской казны за спиной. Это было все равно что глядеть на море и вдруг увидеть, что оно исчезло, будто б сам мир перевернулся вверх дном. Впервые в жизни ему приходилось рядиться с поставщиками и торговцами, злобно торгуясь из-за каждой серебряной монеты. К своему удивлению, он открыл, что ему это нравится. Выкручивая скрягам руки на предмет скидок, он испытывал неведомое прежде удовольствие, сродни победе над недругом без кровопролития. Мысль для царского сына весьма странная. Глядя на змеящуюся колонну, Кир ощущал ее принадлежность себе гораздо сильнее, чем в прежние времена, когда в избытке было и времени, и денег. И он ею гордился – даже блудницами, даже людьми, которые в конце концов предадут.