Наказание жилищем. Жилищная политика в СССР как средство управления людьми. 1917-1937 - Марк Меерович

Власть пытается ослабить также постоянно нарастающую жилищную нужду всеми возможными средствами. И сделав однажды якобы отступной шаг в своих принципах — введя демуниципализацию, — она делает еще один шаг, возвращая в хозяйственную жизнь частные капиталы и персональную инициативу. Так, в декабре 1924 года принимается декрет ВЦИК и СНК РСФСР «Об увеличении жилой площади путем привлечения к строительству частного капитала»[431], которым частный капитал допускается к строительству.

Власть делает законодательное усилие, чтобы после нескольких лет отрицания и уничтожения всего «частного», убедить людей в серьезности проводимой «амнистии частного капитала», в долгосрочности своей новой жилищной политики и в итоге заинтересовать население в выгодности вкладывания собственных денег в строительство жилых сооружений. Она приводит весьма весомый довод: усилия частнокапиталистических предпринимателей не пропадут и за пределами их жизни, они смогут передать плоды своего труда своим потомкам («правопреемникам»). Люди приманиваются возможностью вновь приобрести чуть ли не самое главное для этого времени — персональное и суверенное жизненное пространство. Власть законодательно принимает действительно сильное решение — отменяет для частных застройщиков норму жилой площади заселения: «предоставить застройщикам и их правопреемникам право сдачи в наем как жилых, так и нежилых помещений съемщика по их выбору, без ограничения установленными нормами жилой площади»[432].

И наконец, в попытке привлечь частный капитал к возведению жилья, предпринимается еще один смелый шаг — отменяется контроль над величиной сделок: «Предоставить застройщикам за счет частного капитала и их правопреемникам право сдачи в наем как жилых, так и нежилых помещений на условиях, определяемых по свободному соглашению со съемщиком»[433]. Власть обещает, что к частному капиталу не будут применены принудительные действия Чрезвычайных Комиссий по изъятию 10 % натурального жилищного налога. Декрет от 8 декабря 1924 года[434] предоставляет частным застройщикам самим, по договоренности с коммунальными отделами, определять размеры передаваемой части жилой площади[435].

Вводя НЖП, главным признаком которой является возвращение в жилищное хозяйство частной инициативы, личных денежных средств и частной собственности, власть, казалось бы, осуществляет действия, диаметрально противоположные той генеральной линии, которую проводила с первых дней своего существования. Но это не так. Вводя НЖП и практически успешно решая целый ряд текущих проблем с ремонтом, восстановлением и возведением жилого фонда, она при этом никоим образом не изменяет и не затрагивает основополагающих, фундаментальных принципов государственной жилищной политики.

Власть твердо удерживает в своих руках законодательные основы владения и распоряжения жилищем и своевольно изменяет их, как ей это нужно и когда это нужно. Жилищное законодательство целенаправленно используется в качестве средства восстановления разрушенного жилищного фонда, в качестве способа привлечения частных капиталов, активизации частной и коллективной инициативы, повышения заинтересованности населения в самодеятельном ремонте и возведении жилища. Но само жилище, являющееся в руках власти организационно-управленческим средством воздействия на население, продолжает находиться в безраздельном и исключительном распоряжении власти. Она еще не раз отступит от своих обещаний и не раз изменит свои тактические ориентиры, но никогда за все время своего существования не изменит фундаментального постулата: советское государство — единственный владелец жилища. Только оно одно может решать, решает и будет решать, сколько и какого качества положено человеку квадратных метров; кто и при каких условиях может эти метры от государства получить.

Будущее России виделось большевикам индустриальным, а не аграрным. В. И. Ленин по этому поводу давал совершенно конкретные указания: «...только приток деревенского населения в города, только смешение земледельческого и неземледельческого населения может поднять сельское население из его беспомощности»[436]. Но вопреки политико-идеологическим воззрениям, миграционная ситуация послереволюционного периода абсолютно не являет картину притока деревенского населения в города. Напротив, тяготы Гражданской войны вызывают в 1918-1922 годы стихийные перемещения людей на новые земли, куда крестьянские хозяйства устремляются в поисках лучшей жизни. Так, например, в 1920 году в Сибири скапливается 500 тысяч так называемых «неприписных лиц»[437]. В 1920-1922 годы в регион, несмотря на то, что официально он закрыт для переселения из-за Урала, спасаясь от голода, прибывает более 300 тысяч беженцев[438].

Эти же факторы приводят к резкому уменьшению численности городского населения вследствие оттока его в деревню. Причем это явление приобретает характер, настолько угрожающий функционированию производства, что в конце 1920 года Центральный Комитет РКП (б) вынужден рассылать в губкомы партии циркуляр, предписывающий предпринять «...систематическое извлечение из деревень осевших там обученных рабочих». «Извлечение» осуществляется «административным путем»[439]. И это мало помогает! В 1921 году неконтролируемые миграции из города в деревню становятся массовым явлением: городские и поселковые рабочие бегут от закрывающихся фабрик и тягот голодной городской жизни. «...в Донбассе в мае-июле 1921 г. десятки тысяч рабочих покинули шахты и рассеялись за пределы бассейна. Особенно сильно бегство забойщиков, число которых в августе упало с шестнадцати до десяти тысяч, а также и квалифицированных рабочих котельного хозяйства»[440]. Причем этот отток рабочих рук настолько нарушает работу производства, что 10 октября 1921 года СНК вынужден обратиться ко всем губисполкомам, губкомам партии, профсоветам, губотделам труда с призывом принудительно возвращать рабочих на производство.