Золотая струна для улитки - Лариса Райт

Психолог доведен до отчаяния. Он так рассчитывал, что поездка окончательно вернет Андреа к прежней жизни, даже начал подыскивать возможного пациента на ее часы. И все насмарку. Это уже пятый сеанс после ее возвращения, и пятый отведенный ей час она сидит, сжавшись комочком, в своем любимом кресле, смотрит в окно и как заведенная повторяет:

– Он уехал, а она не пришла. Он уехал, а она не пришла.

– Кто уехал?

– Марат.

– Сторож?

– Дирижер.

– А кто не пришел?

– Наташа.

– Танцовщица?

– Девочка.

– Не надо отчаиваться, голубушка!

Рыдания.

– Он уехал, а она не пришла…

Конечно, Марат уехал. А что ему оставалось делать после слов Андреа? Поверил или захотел поверить, чтобы убежать от внезапно обрушившейся несвободы? Этого она уже не узнает. Да какая разница! Это ее выбор. И пусть она его горько оплакивает! Андреа страдает, чувствует, переживает. Проклинает себя, судьбу, страну, которая теперь ей кажется чужой и холодной, и этого уставшего от нее доктора, который так настойчиво упрашивает ее осушить слезы. Чего он хочет? Чтобы она опять замолчала, подавила эмоции, спрятала рожки, уснула? Неужели он не понимает, что в его кабинете она живет настоящей жизнью? Не притворяется, не улыбается через силу, не механически поддерживает разговор на совершенно не интересующие ее темы. Она приходит, забирается в кресло, снимает маску и открывает ему ту Андреа, возвращения которой он безуспешно добивался полтора года. Вот она перед ним такая, какая есть. Такая, какой была три года назад: живая, переполненная чувствами, влюбленная. Андреа чувствует себя совершенно прозрачной, бестелесной, обнаженной. Перед психологом сжимается в кресле ее нагая душа, которая плачет и кричит только о том, что ее действительно тревожит:

– Он уехал, а она не пришла!

Почему не пришла? Андреа вернулась в Москву и неделю растворяла свои страдания в предвкушении грядущего разговора. Она так много может сказать этой девочке! Мужчина ушел, но остается надежда на встречу с ребенком. Так уже было однажды. Андреа почему-то решила, что теперь все будет по-другому, что крушения иллюзий не случится. Случилось…

Она пришла к танцевальному залу в назначенный день и час. Она приходит туда каждый день. Она возвращается, чтобы заставить Наташу танцевать, а себя играть. Девочка не приходит, девочка не танцует – Андреа не играет.

Дим играет Деда Мороза. Длинноухие зайчата с приколотыми к шортикам ватными хвостиками дергают его за бороду и дружно показывают, куда Баба-яга утащила Снегурочку. Пабло – второй зайчик справа. Он уже не похож на остальных маленьких зайцев. Его папа – Дед Мороз, а мама улыбается своему зайчонку из первого ряда.

Это его последний Новый год в детском доме. Родители поедут к бабушке с дедушкой, и отвезут им его фотографии, и расскажут, какой замечательный внук у них скоро появится. А потом он уже поедет к ним вместе с мамой. Бабушка с дедушкой живут далеко, в другой стране. Там много солнца, тепло, и там родилась мама. У него такая хорошая мама: самая замечательная, самая добрая, самая красивая, самая лучшая. Совсем скоро она заберет Пабло к себе, они будут жить вместе. А через год он пойдет в школу, и дома, в его собственной комнате (в собственной комнате!), ему поставят личный письменный стол. Мама так и сказала: «Будешь читать и писать за личным столом». Как здорово! Здесь, в детском доме, все общее: игрушки, книжки, посуда, одежда, которую младшие донашивают за старшими. Своего у Пабло только зубная щетка и порция невкусной еды в тарелке. Раньше еда была хорошей, ему нравилась. Порции небольшие, одинаковые для трехлетних и десятилетних. Сразу после обеда все ждут ужина. А теперь Пабло ждет, когда приедет мама и привезет ему домашних пирожков или отведет пообедать в кафе. Он раньше думал, там только кофе наливают, идти не хотел. Кофе Пабло не любит: он горький, его взрослые пьют. А кафе, оказывается – это как их столовая. Там и борщ есть, и пельмени, и компот. Только все горячее и ароматное.

А еще мама ему купила коньки и водит в парк. Там замерз пруд, лед чистят от снега большими лопатами, такими же, как у их дворника дяди Миши. Чистят, а потом катаются на коньках. У мамы коньки белые, она говорит «фигурные», а у него настоящие, хоккейные. Мама крепко держит его за руку, не дает упасть, учит скользить. Она обещала, что как только Пабло научится кататься, купит ему клюшку и шайбу. Скорее бы!

Мама рассказывает столько всего интересного. У него есть тети и дядя, а еще целая куча братишек и сестренок. Мама даже показывает их фотографии, и они вместе учат, как кого зовут. Мама говорит, они разговаривают на другом языке, и поэтому Пабло пойдет в такую школу, где его научат разговаривать так же. А потом вместе с мамой они и папу заставят выучить, а то он с бабушкой даже поговорить не может. Бедный! А Пабло сможет. Он уже сейчас знает, что его ждет abuela[46].

Папа – Дед Мороз находит Снегурочку. Это Нина. Ей шестнадцать, она толстая и совсем на Снегурочку не похожа, зато она самая старшая. Но все равно. Его мама была бы гораздо лучшей Снегурочкой, настоящей! Нина зовет всех водить хоровод, папа стучит по полу палкой и кричит: «Елочка, зажгись!», а мама вскакивает со своего места и крепко сжимает ладошку своего зайца.

Они ходят вокруг искусственного дерева. С веток свисают конфеты, мандарины и игрушки, которые разрешили трогать только старшим. Но мама обещала, что дома она достанет елку и он нарядит ее сам. И будет вешать все игрушки, какие захочет. И это будет их собственный Новый год. Ну и что, что весной? Подумаешь! Мама же сказала, что можно. Пабло дергает руку Андреа:

– А когда вы поедете к бабушке?

– Завтра, сынок.

– А ты скоро вернешься?

– Скоро.

Скоро осень. Почему Вы не пишете?

Осень уже наступила, а она все не пишет. Упирается взглядом в заученное предложение, перекладывает газету то в тумбочку, то на этажерку, то на журнальный столик до тех пор, пока глаза опять не наткнутся на взволнованный вопросительный знак. И все начинается заново: тумбочка, этажерка, стол…

– Приезжай в гости. Мой Ромео ушел от жены. Познакомлю, – нудит Алка в трубку через день. На каждый у нее не хватает терпения.

– Спасибо. Я не могу. Как-нибудь в другой раз.

– Да чем ты так занята? Хождением из угла в угол?!

Алка, как всегда, права. Андреа бродит по квартире. Иногда натыкается на выставленную в середине кухни кошачью миску, иногда – на самого потребителя несъедобных консервов. Эрфан, будто чувствуя настроение хозяйки, не хулиганит, скользит по комнатам бесшумной тенью, сворачивается незаметным клубочком на теплой подстилке. И только ночью котенок, разбуженный очередным кошмаром Андреа, обнаруживает свое присутствие: прыгает на смятые от беспокойного сна простыни, находит голову, уткнувшуюся во влажную от слез и холодного пота подушку, тычется в липкую шею, лижет уши, заставляет успокоиться, обнять себя и поглаживать мягкую шерстку.