Ночной поезд в Мемфис - Элизабет Питерс

Несколько мгновений Фейсал стоял неподвижно, слегка склонив голову в знак благодарности за аплодисменты, а затем протянул вперед руки и одарил нас ослепительной улыбкой:

— Ну, кто со мной?

Сьюзи выскочила первой. Они заскользили в танце, во всяком случае, Фейсал заскользил, держа Сьюзи на расстоянии вытянутой руки, только руки у них и соприкасались. Сьюзи грациозной назвать было трудно, но удовольствие она получала огромное: споткнувшись о собственную ногу, она разразилась оглушительным смехом, блеснув при этом зубами, почти такими же белыми, как у Фейсала. После нее сделали попытку Свит с Брайтом, они кружились друг с другом торжественно, делая волнообразные движения руками. Эффект получился далеко не тот же, что у Фейсала.

Мне захотелось выпить чашку кофе. Когда я проходила мимо танцевального круга, Фейсал аккуратно передал Сьюзи Брайту и подхватил мою руку.

— Все дамы по очереди! — крикнул он, потащив меня в центр площадки.

Танцор из меня никудышный, но Фейсал вел партнершу умело и твердо. Я старалась принять бывалый вид, однако чувствовала, как мое лицо заливается краской. Я всегда смущалась из-за своего роста. Маленькие женщины, даже если они неуклюжи, выглядят аккуратно. Высокие же просто всегда выглядят неуклюжими. Точка. Абзац.

— Вы очень грациозны, — тихо произнес Фейсал, уверенно выравнивая меня после того, как я споткнулась.

—А вы — большой лжец. Я вам это припомню, Фейсал. Он засмеялся, откинув голову. Кожа на его мускулистой шее была гладкой и смуглой.

— Вы меня избегаете? Я вас совсем не видел последнее время.

— Вы были заняты. О-о-о, прошу прощения.

— Расслабьтесь, у вас все прекрасно получится, если не будете так бояться.

Понять намек было не так уж трудно, тем более что он сопровождался томным взглядом черных очей из-под густых ресниц. Я рассмеялась и споткнулась снова. Фейсал улыбнулся:

— Это, кажется, входит в привычку. Простите. Я действительно был занят, к тому же личные встречи на борту представляют определенную трудность. В Луксоре у нас будет немного свободного времени, могу я показать вам городские достопримечательности?

— Самое подходящее время назначать свидание, — сказала я, стараясь не запутаться в собственных ногах.

— Тем не менее подумайте.

— Подумаю. А теперь можно мне сесть?

— Конечно. Тем более что пришла пора покружить Нефертити. Правда, у нее устрашающий вид?

Я не так уж много танцевала и не должна была бы задыхаться, но едва переводила дух и решила выйти на свежий воздух, чтобы взять себя в руки. Направляясь на палубу, я стала свидетельницей забавной пантомимы: Мэри стоя оживленно жестикулировала. Я не расслышала ее слов, музыка играла слишком громко, но было совершенно очевидно, что она уговаривает Джона потанцевать с ней. Он отрицательно качал головой. Тогда она схватила его за руку и потащила, лицо ее радостно сияло. Джон тоже улыбался, но продолжал качать головой. Шмидт наблюдал за ними. Будучи дамским угодником, он скользящей походкой приблизился к Мэри и подал ей руку. Когда я выходила, они направлялись к танцевальной площадке.

На палубе не было темных уголков, но я нашла местечко между двумя фонарями, относительно затемненное, и склонилась над водой, опершись о перила. Ночь была великолепной, ветер холодил мои пылающие щеки, а неполная луна отбрасывала на воду серебристую дорожку света. Сквозь деревья на берегу мерцали огни деревни, а на небе сияло больше звезд, чем я видела за всю свою жизнь. Это была преисподняя, романтичная, как любой ад на земле, и я стояла посреди нее, одна в лунном сиянии, размышляя о том, кто из этих обольстительных мужчин собирается перерезать мне горло и когда.

Фейсала, конечно, может интересовать и моя собственная великолепная особа — высокие блондинки популярны в Италии и далее на восток повсюду. Он также может быть агентом египетской безопасности. Я была бы счастлива, если бы любое из этих предположений оказалось верным, а еще лучше, если бы сбылись оба.

До сегодняшнего вечера он соблюдал дистанцию. Намеренно ли он делал это — из предосторожности, чтобы никто не заподозрил, какова его истинная роль? Предложение о свидании в Луксоре можно рассматривать как попытку приободрить меня. Все было абсолютно логично и абсолютно недоказуемо.

Человек передвигался с легкостью тумана словно на мягких кошачьих лапках, так тихо, что я ничего не слышала, пока он не очутился прямо у меня за плечом. Когда я обернулась, было уже поздно: спина моя оказалась прижатой к перилам, а его поднятые, готовые действовать руки красноречиво убеждали, что далеко я не уйду, даже если попытаюсь бежать. Луна светила у него за спиной, так что, хоть волосы его и мерцали в лунном свете, лицо оставалось в тени.

Он схватил меня за плечи и притянул к себе. Все произошло так быстро и так неожиданно, что я вовремя не среагировала. Попробовала было согнуть ногу в колене, но он всем телом прижал меня к перилам, а кулаки мои, которыми я никогда не била по лицу, во всяком случае, по этому лицу, оказались зажатыми между моей и его грудью. Его правая рука обвила меня и крепко сжала.

— Если ты собираешься кричать, я настоятельно рекомендую тебе этого не делать, — шепнул он.

— Черт тебя возьми, — прошипела я. — Что это ты делаешь? Кто-нибудь увидит...

Прерывающимся, низким голосом он проговорил что-то, чего я не разобрала, а его свободная рука скользнула мне на грудь. О том, чтобы закричать, теперь не могло быть и речи: у меня «в зобу дыханье сперло». Остаток уходящего из легких воздуха смешался с его дыханием в тот момент, когда он раздвинул мои губы своими. Я не могла освободиться: его пальцы соскользнули с моей груди к локонам на затылке, и голова моя, прижатая его губами, оказалась в его ладони, словно в колыбели. Я знала — думала, что знала, — силу его рук и гибкого тела, но никогда прежде эта сила не была такой неуправляемой и безумно требовательной. Во всяком случае, не со мной.

Он прервал поцелуй так резко, что только перила за спиной спасли меня от падения, и отступил, засовывая руки в карманы. Я чувствовала себя, как ныряльщик, слишком долго пробывший под водой, — звон в ушах, стесненное дыхание, обмякшее тело... Судорожно ловя ртом воздух и дрожа всем телом, я прилепилась к перилам и стояла так, пока не восстановилось дыхание. Я умею ругаться на нескольких языках, но в тот момент не могла найти ни в одном из них слова, которое достаточно сильно выразило бы мой гнев.

— Как долго ты женат — две недели?

Он безразлично пожал плечами, но когда заговорил, голос у него был хриплый и прерывающийся:

— Моногамия слишком скучна. Почему я должен привязывать себя только к одной женщине?

— Она так молода, мила и так безумно тебя любит...

— И так богата, — подхватил Джон. — Надеюсь, ты не подумала, что это я заплатил за те вульгарные бриллианты?

Все отрицательные эмоции, которые я когда-либо к нему испытывала, — гнев, презрение, ненависть, отвращение — закипели во мне. Мои скандинавские предки были склонны к приступам необузданной ярости, но со мной такой приступ случился впервые. Я отвела руку назад и резко взмахнула ею.