Британская военная экспедиция в Сибирь. Воспоминания командира батальона «Несгибаемых», отправленного в поддержку Колчака. 1918—1919 - Джон Уорд

Я провел встречу с железнодорожными рабочими и служащими и был удивлен вниманием и искренностью аудитории. Они жадно глотали каждую крупицу информации в отношении организации и работы наших английских тред-юнионов и попросили, чтобы на следующий день мы провели еще одну встречу в более просторной железнодорожной мастерской в центре города. Это было одно из самых удивительных собраний, на которых я когда-либо присутствовал. В одном конце главной мастерской возвели красивую сцену. Внизу раскинулось море лиц, люди, словно муравьи, облепили также все вагоны. Они сидели даже на потолочных балках. Естественно, мне показалось, что воскрешение России началось. Разрушение России началось сверху, ее возрождение – снизу.

Невьянск расположен на Урале сразу за границей Европы. До прихода к власти большевиков это был крупный центр металлургического производства. Только в одной компании работали 3 тысячи человек. Когда я прибыл туда, некоторые заводы были практически заброшены и огромное количество оборудования простаивало. Улицы опустели, и, по некоторым оценкам, половину местных жителей уничтожили. Так было, но теперь это не так. Немногие оставшиеся жители мужественно собрались вместе и выразили уверенность, что, если бы удалось восстановить порядок и какое-то подобие закона, они смогли бы заново возродить свою жизнь. Мы поговорили с ними и поддержали этот энтузиазм, побуждая продолжать борьбу против паразитов, осквернивших их дома и разрушивших страну. Казалось, их надежды возродились, когда мы заверили их в сочувствии английского рабочего класса. Меня порадовало, что им ничего не известно о существовании и у нас безумцев, желающих нанести такие же страшные раны своей собственной стране.

Фунт сахара стоил тридцать пять рублей, пара галош за три шиллинга одиннадцать пенсов – двести пятьдесят рублей, один фунт хлеба – семь рублей. Эти товары мы хотели купить, поэтому пришлось узнать их цену. Мы купили только хлеб, поскольку без него не могли обойтись. Почти в каждом доме были больные тифом. Генерал Нокс сделал прививку, а я решил рискнуть. Почти все доктора исчезли, по причине ненависти большевиков к каждому, кто получил буржуазное образование.

Интересно, какие поводы для шуток могли усмотреть во всем этом наши солдаты. Во всем есть что-то забавное. Контраст между исходными идеями революции и тем, что из них получилось, настолько гротескный, что кажется, будто какие-то тайные силы, скрываясь за сценой, заходятся в мефистофельском хохоте над человечеством.

Потом мы приехали в Тагил, где застали такое же положение, но в меньшем масштабе. Это было Вербное воскресенье, и над окрестными еловыми лесами стоял звон большого церковного колокола, созывавшего верующих на службу. Неподалеку на городской площади в грязи лежала статуя Александра II, сброшенная туда революционерами. Рядом валялась белая фигура женщины, призванная олицетворять воцарение Свободы, свергнутая со своего недавно возведенного пьедестала, на котором восседали пять или шесть самых оборванных голодранцев, которых только можно было отыскать в мире. Надпись на постаменте статуи Александра гласила, что она поставлена в честь освобождения крестьян от крепостного права. Большевикам не хватило времени сделать свою надпись, но это не имело значения, пустых домов и безлюдных улиц было вполне достаточно. С помощью изрядных стараний им удалось сгладить надпись на памятнике царю-освободителю и на время вернуть старое положение дел.

Встречи в Тагиле прошли так же, как все предыдущие, и мы поехали дальше, в Кушву. Это место оказалось сильно разрушенным. Местный большевицкий комиссар, очевидно, оказался самым настоящим анархистом. Казалось, что вся классовая ненависть, рожденная под властью Романовых, нашла выход в делах этого человека. Количество зла, которое он, получив власть, вложил в свои деяния, было достойно этой ненависти. Однако эффект от его политики оказался прямо противоположен тому, на что он надеялся. Первое свидетельство его усердия лежало прямо на снегу перед железнодорожной конторой. Огромный стальной сейф с развороченной дверцей и исчезнувшим содержимым указывал на твердость его принципов. Служащий, который потерял ключ, был брошен в ближайший колодец, чтобы освежить память других держателей сейфов. Но этот служащий оказался не единственным, нашедшим свой конец в водяной могиле. Туда же вслед за ним отправились несколько железнодорожных рабочих, отказавшихся помогать в разграблении того же самого сейфа. В том же колодце нашли свою смерть более семидесяти других людей: рабочих, буржуа – всех, кто стал жертвой этой бойни. Хотя большинство не принадлежало ни к какому классу, их единственное преступление состояло в том, что они называли себя социалистами-революционерами. Эти люди были объектом самой лютой ненависти большевицких лидеров. Боль-шевицкая точка зрения состоит в том, что для людей, называющих себя социалистами, не решиться принять участие в полном уничтожении правящего класса буржуазии сейчас, когда в России есть шанс это сделать, означает вести себя как трус и предатель. И это «предательство» еще страшнее, если предателем является рабочий.

Большевики абсолютно честно говорят о своей цели. Это передача власти и собственности от буржуазии к пролетариату путем грабежа и убийства. Если пролетарий настолько безумен, что отказывается или колеблется выполнять свою часть этого плана, тогда те, кто силой обстоятельств оказался облечен диктаторской властью над ним, имеют право уничтожить его, как неосознанного врага своего класса. Точно так же никакой пощады не может быть в отношении социалистов-революционеров, которые, провозглашая конечное торжество пролетариата, уклоняются от решительных действий теперь, когда время таких действий пришло.

Действуя согласно этому принципу, большевицкий комиссар в Кушве за короткий срок сумел создать внушительную оппозицию среди рабочих соседних районов. Когда в одном из колодцев оказалась местная учительница – девушка семнадцати лет, колодцы Кушвы и Тагила стали для простого русского мужика олицетворением ужаса.

Восстание началось на большом заводе в Воткинске, где работало более 6 тысяч человек. Несмотря на отсутствие военной организации, рабочие решили силой сопротивляться проникновению большевицко-го террора в их среду. С помощью нескольких молодых инженеров им удалось организоваться в некое подобие военных отрядов. Они с большим умением выбрали стратегические позиции для укреплений и удерживали целый район против непрекращающихся атак противника. Когда большевицкие силы на Урале протянулись к западу от Екатеринбурга на 3 тысячи верст с севера на юг, от Кунгура до Каспия, на этой прямой осталась только одна большая петля, огибавшая район Воткинска. Однако в ноябре 1918 года большевики двинулись вперед, сминая этих доблестных рабочих воинов. Начальник штаба адмирала Колчака, естественно, сделал вывод, что рабочие бросили борьбу и договорились со своим ненавистным врагом.

Такому быстрому продвижению большевиков вперед в значительной степени способствовало дезертирство чешских войск, которые ушли с фронта по решению местного Национального комитета. Генерал Гайда отказался от своего чешского звания, и его назначили командующим правого крыла новой русской армии. Адмирал решил сразу же подвергнуть испытанию свою новую армию, предприняв попытку вернуть утраченную территорию и, если возможно, спасти оставшихся воткинских рабочих. Теперь всем известно, как при температуре минус 60 эти недавно мобилизованные сибирские рекруты воскресили славу русского солдата, отбросив большевиков с их позиций и полностью разгромив их в Перми. Представьте себе удивление генерала Голицына, когда, начав наступление, он обнаружил, что воткинские рабочие еще продолжают удерживать свой район и оказывают существенную помощь своим товарищам и освободителям!