Ритуал последней брачной ночи - Виктория Платова

— Уже объявили, — он привстал на локте. — Такчто ты опоздала.

— Поздравляю, — я наклонилась и поцеловалаего. — А можно мне еще поэксплуатировать лучшего репортера года?

— Рискни.

— Мне нужен выход на Филиппа Кодрина. Ты можешь этоустроить?

Сергуня демонстративно отвернулся к стене.

— Ты можешь это устроить? — снова повторила я.Вместо ответа он почесал задницу. И промямлил:

— Если ты объяснишь, зачем тебе это нужно. Мне надоело,что меня используют вслепую.

Ну да, конечно. Морячка-гастролера Рейно тоже использоваливслепую. Но он хотя бы получил за это две штуки баксов. Воспоминание об этойутрате снова привело меня в ярость. Я резко дернула Сергуню за плечо иперевернула на спину. И совсем близко увидела его глаза — глаза маменькиногосынка, застигнутого с перепечаткой «Камасутры» в туалете.

— В этом деле всех используют вслепую. Почему ты долженбыть исключением? — прошептала я и для убедительности потрясла его заплечо.

Маменькин сынок оправился, он был полон решимости доказать,что в руках у него никакая не «Камасугра», а роман Чернышевского «Что делать?».

— Почему ты должен быть исключением? — сноваповторила я.

— Потому что я не играю в ваши игры.

— Ты уже в команде, паренек. Причем в основномсоставе. — Нельзя, чтобы он забыл, с кем он имеет дело. В конце концов,меня, а не его объявили в федеральный розыск. Могу я этим воспользоваться? Могуили нет, черт возьми?!.

* * *

Редакция «Петербургской Аномалии» занимала полуподвальноепомещение на Фонтанке и, судя по отсутствию вывески, пыльным стеклам инаполовину сожранной ржавчиной железной двери, уже давно находилась нанелегальном положении.

— Что так тухло? — спросила я у Сергуни. — Увас же приличные тиражи.

— Конспирируемся…

— Оскорбленные знаменитости морды бьют?

— Я не стал бы преувеличивать… Но, в общем, конечно,случаются инциденты. Недавно выпускающему ребра сломали, еще на Марата. Так чтопришлось сюда переехать.

— Обязательно рукоприкладствовать? — Втайне ямелко порадовалась сломанным ребрам газетных стервятников. — Что ж в судне подают?

— А бесполезно, — Сергуня расплылся вмефистофельской улыбке. — Мы же желтая пресса. С нас взятки гладки. Вот ипереезжаем, пока главного не подорвали. На радиоуправляемом фугасе.

— А если подорвут?

— Без работы не останемся, не беспокойся. Знаешь, какиеу нас зубры? Достанут кого угодно, даже Мадлен Олбрайт на очке.

— Лихо. А кто такая Мадлен Олбрайт? Манекенщица? —Кажется, я уже где-то слышала это имя. Странно только, что «Дамский вечерок»никогда о ней не упоминал.

— Укротительница тигров, — отрезал Сергуня,закрывая тему. — Сделаем так. Подождешь меня во дворе. Я быстро.

Расставшись со мной, репортер в три кенгуриных прыжка достигдверей обветшавшей криминальной крепости. А я пристроилась на железной лавке углухой стены.

Сергуни не было около получаса. И все это время вокруг«Аномалии» кипела бурная жизнь. Железная дверь с периодичностью в несколькоминут выплевывала революционные тройки с видеокамерой и героев-одиночек спотертыми кофрами. С той же периодичностью дверь всасывала юродивых всехмастей: от безногого калеки до двух трансвеститов, продефилировавших по двору втомном ритме аргентинского танго.

Что и говорить, газета «Петербургская Аномалия» явнооправдывала свое название.

За мыслями об этом феномене меня и застал Сергуня.

— Скучаешь? — покровительственно спросил он.

— С вами не соскучишься, — совершенно искреннеответила я.

— Держи, — он бросил мне на колени какое-тоудостоверение.

На синих корочках маячил небрежный оттиск «ПЕТЕРБУРГСКАЯАНОМАЛИЯ». Я раскрыла удостоверение и прочла: «КАРПУХОВА РИММА ХАЙДАРОВНА.КОРРЕСПОНДЕНТ». К удостоверению была присобачена фотография сорокапятилетнейматроны, уже вошедшей в стадию раннего климакса.

— Ну как? — Сергуня подмигнул мне.

— Что — как?

— Поработаешь Риммой Хайдаровной?

— Боюсь, что с фотографией будут проблемы… — Даже скотом Идисюда у меня было больше сходства, чем с неизвестной мне РиммойХайдаровной.

— Фигня, — оптимистично заявил он. — На такуюлабуду никто и внимания не обратит. А если обратят — скажешь, что болела, когдафотографировалась… Ветряной оспой.

— Где ты его достал, это удостоверение?

— Из сумки вытащил, — Сергуня явно прогрессировалв сторону криминальных сообществ.

— А никого помоложе не нашлось?

— Те, кто помоложе, меня и на километр не подпускают.

— Почему?

— Откуда же я знаю? Не в их вкусе… — Сергуня нахохлилсяи затряс подбородком.

Я поцеловала его в краешек обиженного рта — со всейнежностью, на которую была способна: в конце концов, он это заслужил.

— Вот так всегда. О чем пишешь — то и имеешь, —прокомментировал мой невинный дружеский поцелуй Сергуня. — Последний раз ссатанистами целовался, тоже незабываемые ощущения.

Мы миновали проходной подъезд, обильно политый мочой героеви злодеев «Петербургской Аномалии», и оказались на Караванной — как раз междуДомом кино и цирком. И снова я подумала о том, что лучшего места для этойгазетенки и придумать невозможно.

— Как будем его вычислять? — спросила я.

— Кого?

— Филиппа.

— Пойдем сначала перекусим, а там видно будет…

…Я заказала себе блины с икрой, а Сергуня — с селедочныммаслом. Жратва была отменной, но на этом прелести крошечной забегаловки впсевдорусском стиле заканчивались: здесь нельзя было курить, спиртного неналивали и никто не играл в углу на балалайке. Не было даже чучела медведя сподносом для чаевых «на восстановление храма Великомученицы Евфимии».

Зато спустя двадцать минут появился Филипп Кодрин.

Филипп во все стороны вертел своей идеальной головой: должнобыть, кого-то разыскивал. Не успела я сообразить, что к чему, как Сергуняпомахал ему рукой.

— Ты что, назначил ему встречу? — зашипела я, едване подавившись остатками икры.

— Ты против?

— Да нет… Просто не думала, что вы знакомы.

— Я же занимался делом его сестры, — шепотомобъяснил Сергуня. — И прекрати на него пялиться. Если будешь строитьглазки — соскочит, учти.

— Я не собираюсь…

— Лучше хами. Вытирай ноги об его внешность. Он своюкукольную физиономию терпеть не может.