Французская защита - Анатолий Арамисов

Так он оказался «предателем», «отщепенцем», и, дабы оправдать эти наклеенные на него советской пропагандой ярлыки, успешно работал в небезызвестном журнале «Посев».

Матч подходил к концу.

Счет был равный 3:3. Игроки команд сгрудились вокруг столика Одинцова.

Ладейное окончание, явный перевес русского шахматиста.

Виктор встревожено посмотрел на поднимающийся флажок циферблата.

«Семь ходов до контроля… семь ходов, только бы не ошибиться… еще чуть-чуть и победа… вот она… близко…»

…Раз! Раз!

Хорват отвечал, не задумываясь. Его единственный шанс был в том, чтобы не дать этому настырному русскому времени на размышления.

…Раз! Раз!..Раз! Раз…

Щелчки кнопок часов сухими звуками вылетали из окна на парижскую улицу.

«Ну… ну… Ах!!!»

Виктор откинулся на стуле. Его соперник, радостно подскочив, сделал заготовленный ход.

Ловушка! Он поймал русского в хитроумно подстроенную западню, и теперь всё! Ничья!

Спасительный «вечный шах»!

Вокруг зашумели.

Виктор повернул побледневшее лицо в сторону Жоржа и Евгения Евгеньевича, виновато развел руками.

Те ободряюще улыбнулись и поспешили к столу:

— Ничего, Виктор! Отличная игра! Не расстраивайся, все бывает в цейтноте!

Первый блин — комом.

Игроки клуба, возбужденно переговариваясь, вышли на улицу.

— Они говорят, что очень рады тебе, ты чуть не выиграл у Милановича, он очень сильный мастер, — тронул Одинцова за локоть Евгений Евгеньевич.

— И я рад, что команде понравилось, жаль только, что ошибся в конце.

— Ничего, ничего! — засмеялся старичок — Успеешь еще выиграть.

— Ну, как обычно!? — воскликнул Жорж, обращаясь ко всем.

— Конечно…

Шахматисты быстро расселись в три автомобиля и поехали друг за другом по вечернему городу.

— Мы куда сейчас? — обернулся Одинцов к Жоржу.

— В ресторан, у нас такая традиция: после каждой игры ужинаем, все вместе, — улыбнулся президент клуба.

Мелькали огни парижских бульваров. Сентябрьский ветерок слегка ворошил листья на деревьях, они падали на асфальт, поднимаясь затем вверх из под колес проносящихся машин. Сверкали вечерним освещением красивые витрины магазинов, за стеклами кафе и ресторанов сидели люди, и на их столиках уютно горели маленькие стеклянные свечи.

Радостное возбуждение царило в душе Одинцова. Ему дали шанс проявить себя, предложив сразу доску лидера команды, и он не подвел!

Le Komarov уже был почти заполнен.

— Сюда! Сюда! — воскликнула Иоланта, увидев припозднившихся гостей.

— Тереза, накрой стол!

Приказание относилось к молоденькой официантке, польке, которая приехала на заработки из Варшавы.

Виктор с любопытством огляделся.

Жалобно пела скрипка, под гитарный перебор цыганский голос исполнял какой-то романс.

Гости шумно разговаривали, и вентиляция не успевала разгонять клубы синеватого табачного дыма.

Восемь человек сели за накрахмаленную скатерть и взяли меню.

— Ты не беспокойся, — негромко сказал Жорж, — заказывай что хочешь, потом мы все подсчитаем и разделим на семь. Платить тебе не надо.

— Почему? Неудобно как-то… — возразил Одинцов.

— Ты гость, а с гостей у русских не принято брать, не так, что ли? — засмеялся президент клуба.

— Ну, хорошо — неуверенно произнес Виктор.

Официантка принесла заказанные блюда, и ужин начался. Евгеньич, (так теперь про себя называл симпатичного старичка Одинцов), расположился слева и быстро переводил наиболее интересные фрагменты беседы по-французски.

Жорж налил полный бокал «Бордо» и встал.

— Предлагаю тост за нашего новичка, Виктора Одинцова! — провозгласил он. — За укрепление клуба!

— Виват! — поддержали французы и потянулись чокаться с новобранцем.

За столиком становилось все веселее. Игрок номер два по имени Патрик, работающий адвокатом, перегнувшись через стол, доказывал Виктору, что тот может подать в Страсбургский суд на организаторов Тогсу, так как они сочинили явную фальшивку, опорочившую русского игрока.

— А… — только махнул рукой Одинцов, — пошли к черту! Некогда мне по судам мотаться!

Евгеньич перевел.

Француз недоуменно посмотрел на собеседника и проговорил:

— Но надо же всегда бороться за свои права! У нас это принято!

— Там видно будет. Может быть, я сделаю то, о чем Вы говорите.

Француз дружелюбно улыбнулся и успокоился.

Тереза, слегка коснувшись пышной грудью плеча Одинцова, поставила перед ним большую тарелку с диковинным кушаньем.

— Это мне? — беспомощно оглянулся Виктор.

— То Вам, — улыбнулась официантка, — доброго аппетита.

Одинцов с изумлением смотрел на тарелку.

Устрицы!

Евгеньич незаметно толкнул его локтем:

— Возьми лимон, выжми сок внутрь раковин. Потом маленькой вилочкой доставай эту массу.

Он, быстро посмотрев по сторонам, засмеялся:

— Это Жорж — шутник хочет тебя проверить, как ты будешь кушать незнакомое блюдо!

И весело погрозил сухоньким пальцем похохатывающему президенту.

Во рту Виктора запахло океаном.

Выпитое вино бодрило и одновременно расслабляло. Он замечал обращенные в его сторону мимолетные женские взгляды с разных столов, Матильда, сидевшая напротив, не стесняясь, в упор рассматривала новичка. Все люди вокруг казались милыми, добрыми, замечательными.

После четвертого бокала Одинцов почувствовал, как голос его неудовлетворенной плоти многократно усиливается.

Прикосновение груди Терезы вызвало мгновенное желание, толчками отозвавшееся в низу живота.

Еще вчера, засыпая в доме Жоржа, Одинцов мучительно боролся с внутренними призывами самоудовлетворить себя.

Четыре с половиной месяца воздержания терзали его организм.

Вечеринка подходила к завершению.

Довольные французы, оплатив свои счета, покинули ресторан. За соседними столиками слышалась русская речь, и Одинцов чуть приподнялся, высматривая соотечественников.

Шестеро парней сидели и пили «Столичную» из больших пузатых бутылок со стеклянными ручками.

— Ну что, Сеня? Слабо тебе сегодня по плас Пигалю прошвырнуться? С последнего раза остался еще запал?