Одиночка - Алайна Салах

—Короче, я много думал, Даш.—Он затягивается снова, морщится и вышвыривает сигарету в урну.— Я готов тебя простить. Это ведь он был, да? Ты сказала, что совершила ошибку, и я тебе верю.

Если бы Дима с размаху дал мне пощечину, такого эффекта бы не было. Одеревеневший позвоночник неожиданно обмякает. Я ведь не ослышалась? Он сказал, что прощает и готов всё забыть?

—Что молчишь?— Дима смотрит мне в глаза, на его губах застыла напряженная улыбка.— Я много думал. Твой поступок — это пиздец просто… Чуть с ума не сошел — настолько хреново было. Но без тебя еще хуже. Попал я с тобой… Люблю очень сильно.

—Просто так мало времени прошло,— выговариваю я плохо шевелящимися губами.

В голове такая каша, что впору осесть на землю. Услышать подобное я никак не ожидала. Эти три дня готовилась к возвращению в свою квартиру, к тому, что вновь стану просыпаться в постели одна… Почти стало получаться. В голове даже утвердился будущий распорядок дня: завтрак, спортзал, в который я так давно хотела записаться, два часа на онлайн-курс по гиперхолестеринемии у детей, потом смена. А тут…

—Три дня,— подтверждает Дима, делая шаг ко мне.

Нервы приходят в напряжение. Неужели хочет обнять? Так быстро? После всего?

Он стоит очень близко, лихорадочно горящий взгляд чертит невидимые дорожки на моем лице.Дима находит мою руку и сжимает. Совсем как раньше.

—Мы это преодолеем. Я дал себе слово ни за что тебя не упрекать. Это правда была ошибка?

Я опускаю взгляд на наши ладони и машинально киваю:

—Правда конечно.

Тогда он тянет меня к себе.Подбородок упирается в его плечо, знакомый запах лосьона для бритья щекочет ноздри. Я чувствую Димины руки на талии и тоже его обнимаю. Каша в голове продолжает густеть, сердце неровно колотится. Вот так просто? Дима, готовый ревновать даже к кассиру в супермаркете, простил мне секс с Адилем? Адилем, который был для него как красная тряпка для быка еще до своего возвращения?

—Я по тебе соскучился,— глубоко вздыхает он, зарываясь лицом в мои волосы.

Я обнимаю его крепче. В груди фонит от разливающихся тепла и сочувствия. Не знаю, плакать или смеяться. Я всю свою будущую жизнь успела за эти дни перелопатить, даже придумала, что в новогодние праздники на пару дней съезжу с мамой и Олегом в Адлер.

—Я тоже по тебе соскучилась,— шепчу, уставившись в красные точки стоп-сигналов припаркованного такси.

Дима несколько раз целует меня в висок, отстраняется. Неестественная улыбка, будто случайно прилипшая к его губам, теперь походит на настоящую.

—Я тогда пацанам скажу, что тоже поеду. Подождешь?

Я сглатываю. Он хочет поехать со мной? Или чтобы я поехала с ним? Домой? Как ни в чем не бывало? Все происходит слишком быстро. Нам обоим как минимум нужно с этим переспать.

—Дим…—Я вцепляюсь в ремень сумки обеими руками, слегка отступая.— Я у мамы ночую сегодня. Она ждет. Мне кажется, нам не нужно так торопиться. Ты уверен, что… готов меня простить?

—Уверен. Тебя я могу простить. Но не этого ублюдка… Пусть только попробует нос свой показать.

Глаза Димы мерцают гневом, заставляя меня съежиться. Адиль все еще живет в этом городе, и он дружен с Робертом. Отныне и всегда его имя будет вызывать у Димы такую реакцию, что вполне объяснимо… Но…Справится ли он с этим? Вернее, справимся ли мы?

—Меня такси давно ждет,— киваю себе за плечо и виновато улыбаюсь.— Созвонимся завтра, хорошо?

Кивнув, Дима запускает ладони в карманы брюк.Похоже, это его новая защитная привычка. Не удержавшись, я быстро касаюсь губами его щеки и шепчу «пока».

В такси упираюсь головой в холодное стекло, чтобы перенести на него тяжесть мыслей. Никак не могу понять, какие эмоции во мне преобладают: радость или смятение. Сложно сразу прийти в себя после такого. Интересно, мама спит? Новость о примирении с Димой ее обязательно обрадует.

Я достаю из кармана пальто телефон и, набрав ей: «Я еду», снова прижимаюсь к стеклу. Огни фонарей сливаются в одну неровную золотую прямую, которая обрывается, едва машина выезжает на трассу. Внутренний голос усмехается: «Эй, а ну-ка радуйся давай. Так легко отскочила».

На следующий день я решаю поехать к отцу. С самого утра, даже не позавтракав. На удивленный взгляд мамы говорю, что тороплюсь и все объясню позже. Куда тороплюсь, я и сама не знаю. Отец, наверное, еще не проснулся.

По пути покупаю пироги — два: один с мясом, другой с творогом и изюмом. На четвертом этаже останавливаюсь и звоню в серую металлическую дверь. Переступаю с ноги на ногу, нервно вздыхаю. Ну вот что я за дура? Ни свет ни заря прибежала, а что сказать, не придумала. Дура, тряпка, слабачка и куча других нелестных прозвищ… Что я услышать рассчитываю? Надеюсь, что Адиль парой фраз рассеет мое смятение?

Дверной замок проворачивается, заставляя меня крепче сжать пакет с пирогами. Поздороваюсь, спрошу, как дела его у матери. Предупрежу, в конце концов, что Дима в курсе случившегося между нами, а дальше буду смотреть по ситуации.

На пороге вместо Адиля появляется дородная светловолосая женщина лет пятидесяти. Ее я вижу впервые.

—Здравствуйте,— певуче произносит она, быстро смерив меня взглядом.— А вы к кому?

—А…— От неожиданности я теряюсь и немного краснею.— Адиль дома? Сын Гули.

—А он здесь ведь не живет уже, девушка. Я сиделка, за его матерью присматриваю. Или вы с ним встретиться договорились? Он же обычно к десяти подъезжает.

Я растерянно моргаю. Адиль здесь не живет? И давно? Я ведь еще неделю назад его здесь видела. Или он тоже проездом был? А где он обитает сейчас? Успел снять квартиру?

Внутренний голос язвит: «Или съехался с той стриптизершей. Очень удобно».

—Спасибо большое,— говорю я смущенно, делая шаг назад.— У меня отец этажом выше живет. Решила по пути зайти.

—А зовут вас как?— вежливо интересуется женщина.— Я передам, что вы заходили.

—Я Даша.Спасибо вам большое и извините за беспокойство.

Приятная она. Адиль таки нашел достойную сиделку для своей матери. А я все-таки дура. Ну вот для чего людей потревожила? И даже пирог не отдала.

Отца я застаю на кухне, готовящим завтрак. Завтрак — это яичница, бутерброды с маслом и крепкий чай. Ходит он уже вполне уверенно, только слегка хромает. Это хорошо.Значит, на днях сможет выйти на работу и не придется заново таскаться по собеседованиям.

Я нарезаю пироги.Тот, что с творогом, тоже, ведь твердо решила второй раз не позориться под дверью Адиля. Хватит. Сколько можно?Очевидно, не судьба.

—Давай помогу,— предлагаю я, когда отец, морщась, наклоняется, чтобы вытащить мусорный пакет из ведра.

Он сурово мотает головой, мол, не нужно, и этим движением напоминает о человеке, которым я так восхищалась в детстве. По-мужски терпящем любые невзгоды, держащем всё в себе. Может быть, эти замкнутость и невозможность выражать эмоции и стали причиной его алкоголизма.