Трудные дети и трудные взрослые: Книга для учителя - Владимир Иванович Чередниченко
Шрифт:
Интервал:
Но вся моя жизнь непроглядная ночь!
За что же мне выпить? Часы уже бьют!
Эх, думай не думай, не все ли равно,
Я выпью за то, что в бокале вино!
– Итак, – говорю Корниенко хмуро, – выяснилось, что у тебя в зоне проблема номер один – за что выпить бокал с вином? А разреши полюбопытствовать, откуда у тебя вино?
Воспитанница, не замечая иронии, отвечает на полном серьезе:
– Что вы, Владимир Иванович, вино в стихах только.
Других аргументов у меня нет. Искренне пытаясь угадать, что запретного нашла Людмила Викторовна в этом предновогоднем послании, я несколько раз внимательно перечитываю его. Наконец нахожу две грамматические ошибки, и одна запятая стоит не на месте. Говорю об этом Корниенко, предлагая переписать открытку.
– Но лучше не самой, – советую, – попроси это сделать воспитанницу, у которой почерк получше. Кстати, кто в отделении умеет красиво писать? Витиеватым этаким шрифтом, похожим на древнерусский...
Удивленная Корниенко продолжает смотреть на меня, будто на пришельца с далекой планеты.
– Многие в зоне красиво пишут, – поразмыслив, говорит она. – Лучше других, пожалуй, Шумарина. Эта новенькая, Бубенцова, тоже может. А вензелями, кажется, получается только у Цирульниковой. Но мне-то ее вензеля зачем?
Оставляя этот вопрос без ответа, я спрашиваю:
– Чья ручка была положена под платок, когда вы колдовали в новогоднюю ночь? Какая это была ручка?
– Нелькина ручка. Японская. С тонким стержнем.
Шумарина у самой себя вряд ли воровать станет, думаю я. А вслух говорю:
– Пожалуй, ты мне помогла.
Корниенко награждает меня сердитым взглядом.
– Это, выходит, на кого-то настучала, да?
– Глупости.
Разрешаю колонистке идти, и она покидает воспитательскую медленными шагами.
Снова берусь за чтение писем. Дочитываю «сочинение» Шумариной.
«...Рассказывал вчера Владимир Иванович, как ты ему, Танечка, сквозняки гоняла».
Стоп, что это еще за «сквозняки»? Я понял, речь идет о невозможности Кузовлевой встретиться со мной, когда приезжал в Днепропетровск. Но «сквозняки»!.. Вот уж придумала! Впрочем, почитаем дальше.
«Не расстраивайся, Танюша, купит тебе дедушка пальто, а пока фуфаечкой порадуйся. Как я помню, тебе о-о-о-чень шла колонийская черная фуфайка с простроченным по моде воротником...»
Читая письма, время от времени поглядываю на часы. Что-то долго Дорошенко ищет свой ватник, который у Белки. Как бы не пришлось теперь посылать дневальную на поиски самой Дорошенко.
Следующее письмо Ноприенко. Адресовано Кошкаровой. Она тоже не забывает сообщить приятельнице о моем возвращении: «...Опять прикатил Владимир Иванович наводить свои порядки. Вчера два часа нас воспитывал, мораль читал и о тебе вспоминал, рассказывал, какая ты принципиальная стала на свободе. Кое-кто сомневался, посмеивались девки на воспитательном часе, поэтому я хотела, чтобы Владимир Иванович не говорил о тебе. Я даже написала ему об этом записку, но он не прореагировал. Аннушка, если бы ты знала, какие у меня неприятности пошли после твоего освобождения. Одной оставаться так тяжко, что это не передать словами. А тут еще брак в работе получился, шов на платье не в ту сторону погнала. За брак, как понимаешь, начислили на отделение штрафные очки. Стою одна посредине комнаты, а девки лежат, пальцами тычут и выговаривают за брак. Да ты сама знаешь, каково это – попасть на круг. Хорошо хоть сразу после «круга» Людмила Викторовна, которая сейчас вместо Зари, письма принесла. И мне одно – от тебя. Сразу на душе полегчало...»
Наконец вернулась Дорошенко. Я отложил письмо, убедился, что она пришла в своем ватнике.
– Вот теперь порядок, – говорю ей. И прошу передать отделению, что отсутствие воспитателя Зари – не повод, чтобы «меняться» одеждой и вообще делать кому что заблагорассудится.
Закончив с моралью, перевожу разговор на случай в школе.
– Тебе как в голову пришло такое учудить?
– Да, если бы я с самого начала специально, – оправдывается Дорошенко. – А то ведь знаете, как было? Полезла утром под свою кровать за сапогами, а там – мышь. Живая. Только хвост ей зажало мышеловкой. Я положила мышку в карман, чтобы выбросить на улице, и забыла. А в школе...
Дорошенко запнулась.
– Мышь сама из кармана выпрыгнула и побежала по классу, так?
Оксана опускает в смущении глаза.
– Я сама ее выпустила. – Она надувает по-детски губки. – Скучно ведь...
– На уроке Ангелины Владимировны скучно?
– Вообще в зоне, – уточняет Оксана. – Душа болит, понимаете? И жить не хочется! Три года я уже здесь. Три года...
Дорошенко будто уснула с открытыми глазами. Я ее не трогал, не нашел слов для утешения, а напоминать, что только по своей вине она оказалась здесь – нужно ли?
Выдержав достаточную паузу, спрашиваю:
– Оксана, ты можешь ответить искренне на один вопрос?
– Попробую, – кивает.
– Скажи, как ты относишься к Цирульниковой?
Дорошенко вмиг оживает.
– Я ее ненавижу! Всеми фибрами души! Дерьмо, паскуда, все ее ненавидят! Все! Дни считаем до ее отправки на «взрослую».
– Но если Цирульникова дерьмо, почему ей так угождаете?– пытаюсь выяснить.
– Именно потому, что дерьмо, – объясняет Дорошенко. – Есть девчата сильнее, а молчат. Потому что Янка мстительная, и делает это чужими руками.
Я замечаю в ответ, что Цирульникова еще здесь и мы должны показать отделению всю дутость и несостоятельность ее «авторитета». Дорошенко задумывается. Я решаюсь у нее спросить:
– Имела ли возможность Цирульникова взять из-под платка авторучку в новогоднюю ночь?
Собеседница от такого предположения в шоке.
– Вообще-то Янка причисляет себя к блатным, – растерянно тянет. – А блатные у своих не воруют. Хотя...
– Допустим, Цирульникова все же взяла ручку, – подхожу я с другой стороны. – Куда спрячет?
– Взять, конечно, могла, – продолжает размышлять Дорошенко. – Ее кровать ближе других к табурету, на котором колдовали. К тому же Янке переезжать на другую зону, там краденой ручкой спокойно можно пользоваться. А куда спрячет? Конечно же, в каптерку. К себе в мешок положит. Ей это без проблем в любое время – ответственная за каптерку в подругах у Янки ходит.
Я понял, где Цирульникова могла найти время выводить витиеватые буквы на листке анонимки – в каптерке, разумеется; никто не помешает, не спросит, чем это она занимается.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!