Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала - Герман Романов

Войсковой старшина встал, щелкнул каблуками и вышел, бросив искоса на атамана короткий уважительный взгляд. А Григорий Михайлович снова вернулся к окну, постоял у него, поцарапал крепким ногтем стекло и в бессильной злобе прошептал:

— Без толку будет. Трусы к барьеру не выходят. Они только гадят и пакости строят…

Порт Байкал

В штабном вагоне Ермакова ожидал шифровальщик, молодой поручик с черными усиками. Константину сразу бросилась в глаза кожаная папка с застежкой и расстегнутая кобура револьвера. Рядом стоял солдат из шифровального отделения с карабином наперевес. А потому даже гадать не стоило — новость чересчур важна, так как офицер предпринял чрезвычайные меры по ее охранению.

— Телеграмма от генерал-лейтенанта Семенова, господин ротмистр, — поручик протянул папку и щелкнул каблуками, — особо секретно, чрезвычайной важности.

Ермаков привычно расписался на корешке, глянув на хронометр, отметил время — 11.23. Потом извлек листок бумаги, зашел в купе и закрыл за собой дверь. И не стал читать — сбросил папаху и шинель, просто устало присел на ставшую такой родной полку и дважды легко стукнул кулаком по стене. И не успел закурить папиросу, как дверь уже раскрылась, и Аким Андреевич принес коробку с завтраком.

— Доброго дня, Константин Иванович, с удачным возвращением…

— И тебе того же. Только не с возвращением поздравлять надо, орел ты степной, а с приездом.

— Виноват, ваше высокоблагородие. Только вагон сейчас наш дом родной, а потому мы в него завсегда возвращаться должны.

— Уел. Давай завтрак, а то приустал я чего-то, а моряки не кормили, у них самих жрать нечего, — а сам подумал, что Аким о содержимом американских вагонов уже знает намного больше, чем он сам.

И потому отпускать денщика не стал — сел за трапезу. Приналег сразу на мясо с картошкой, горячее, вкусное, только ложка мелькала. Ждали его «деды» (так он окрестил про себя коменданта и денщика), все с пылу с жару. И чаек ароматен, и папироса сразу вкуснее показалась. Вяло поинтересовался:

— Что там у американцев взяли?

— Три мелких пушки, но снарядов к ним уйма, без малого три сотни ящиков, в отдельном вагоне. Диковинные бомбометы, труба широкая, у меня сразу три пальца влезло. Название у энтих штук больно мудреное, капитан говорил — Сокса и еще чего-то, что ли…

— Может, миномет Стокса-Брандта?

— Его самого, Константин Иванович, — закивал Аким, а Ермаков задумчиво посмотрел на корявую ладонь денщика — если его три пальца сразу влезло, то калибр в 81 миллиметр, к бабке не ходи. Полезная штука…

— Сколько их и мин к ним?

— Шесть труб энтих с плитами тяжеленными, а мин к ним уйма, в коробке полдюжины, а коробок полный вагон, сотни три, никак не меньше. А может, и больше, кто ж точно считал.

— А в остальных семи вагонах что будет?

— Вагон харча всякого, консервы много будет, сахар. Еще четыре вагона с патронами, и вагон со снаряжением всяким, воинским. Но там и пулеметы есть, с дюжину, авторужей тяжеленных, без сошек, с десяток, и пистолетов короб, гранат семь ящиков. Вагон сам смотрел, их благородие пустили.

— Остаток еще два вагона. Что в них, Аким?

— В них поперек рейки набиты, а там меха всякие висят — соболя, лисицы, куницы. Медвежьи шкуры есть, а белка с горностаем в охапки увязаны. Капитан Белых как увидали все, то заново опечатали, и охрану выставили, из немцев и австрияков, стрелков по всем вагонам поставили. И ихнего офицера старшим назначили. Сказали, вашего прихода ожидать нужно, вот я и прибежал, а тут и вы пришли.

— Где Пляскин?

— Господин хорунжий перепись оружия и имущества составляет, говорит, у интенданта свой учет, а у них свой…

— Правильно говорит. Цивилизуется у меня, охламон, настоящим штабным офицером становится. Ладно, ты молодец. А теперь иди, Аким Андреевич, мне чуток передыха надобно…

Оставшись один, Ермаков задумался — боеприпасов изрядно только на первый взгляд, но если разобраться, то в пределах нормы. Полтысячи снарядов и три сотни мин на ствол, это даже два боекомплекта не наберется. Та же картина и с патронами — в вагоне триста тысяч, всего миллион двести. Много? Вряд ли — батальон у них полнокровный, в тысячу штыков. Два БК на винтовку — уйдет целый вагон.

Пулеметов в пределах штата, по 9 ручных и три станковых на каждую из четырех пехотных рот, плюс пулеметная рота в дюжину «кольтов» на батальон. Всего 60 штук, по 15 тысяч патронов на каждый. Да еще автоматических винтовок десять. Норма на станковый 12 тысяч, на ручной пулемет пять — как раз два боекомплекта и получится. И пушкам с минометами удивляться не приходится — обычная батальонная минометная рота, которую за океаном ротой тяжелого оружия называют. Так стоило ему такой огород городить и пургу мести?

Ермаков прошелся по купе и пришел к выводу, что все сделано правильно — и янкесам зубы вырвали, и с боеприпасами теперь нужды не будет — на неделю ожесточенных боев его отряду хватит, и то не экономя. Вот только крупный скандал неизбежен, и, как пить дать, после полудня американцы на разборки прикатят. Хоть и богатая страна, а столько добра выбрасывать коту под хвост не станут. Теперь ты, Костя, уж точно в историю войдешь!

Ермаков вздохнул и взял в руки телеграмму атамана Семенова, быстро пробежал по ней глазами. Хмыкнул, перечитал еще раз — результат превзошел все его желания, что в армии бывает крайне редко. Очень серьезно отнесся к его нагловатой телеграмме Григорий Михайлович, с крайней, так сказать, озабоченностью…

— Разрешите, господин ротмистр, — в дверь постучали, и вошел капитан Белых. Жестом Ермаков приказал тому присесть на противоположную полку и протянул своему заместителю полученную телеграмму.

Капитан проглотил ее в один заход, потом еще раз, но уже медленно, прочитал. Бросил на ротмистра вопросительный взгляд.

— Чем туннели минировать будем, Петр Федорович?

— Здесь вагон черного пороха с селитрой стоит, наполовину загруженный. Если мин и снарядов добавить — то свод туннеля взрывом полностью разрушит. Вот только…

— Вот только минировать туннель мы с вами не будем. Незачем… пока, — Ермаков выделил последнее слово. — Не дай Боже от собственной глупости сдуру рванем — проблем потом не оберешься.

— А как же приказ?

— А мы его исполним — вагон к взрыву подготовим, но в туннель закатывать не станем. Петр Федорович, минеров сам подбери, место для стоянки тоже, и туннель само собой. Паровоз держи под парами, да под охрану сдай, тут везде наши солдатики стоят.

— Вы хотите… Ага! — Белых до чего-то додумался, взгляд стал мутным.

— Взрыв никому не нужен. Чехам в первую очередь. Мы можем их шантажировать этим, но не рвать, ибо тогда и наше золото, и их имущество — все красным достанется. Но и большевикам, по большому счету, подрыв туннелей не нужен — потом им самим же восстанавливать придется. Сейчас не нужен, — поправился Ермаков. Помял пальцами папиросу, что твой Сталин: