Горечь твоей любви - Валерия Иванова

Трясущейся рукой взяла ключи, что оставил Ярослав, и положила в ящик, захлопывая его. Если бы можно было так и чувства запереть…

* * *

Сегодня пришлось самой закрывать салон. Не выдержала нытья Али и отправила девушку домой. Сказала, чтобы больше никогда не надевала на работу обувь на высоких каблуках.

Зашла в квартиру и услышала, как на кухне громко играет музыка. Нахмурилась. Неужели Илья пришел раньше меня? Прошла в направлении гитарных рифов и остановилась на пороге. За столом сидел Илья, а перед ним наполовину пустая бутылка с коньяком. Сердце кольнуло иголкой тревоги. Грацианов редко пьет, а один — никогда.

— Илья, что случилось? Почему ты пьешь? — я выключила звук на колонке, потому что эту музыку слушать невозможно.

Мужчина поднял на меня свои карие глаза, я не смогла прочитать, что в них написано. Илья сделал глоток янтарной жидкости и с грохотом поставил бокал на стол, от чего я вздрогнула.

— Илья…

— Кто такой Ярослав Марин? — словно выстрел в упор, прорезал голос Грацианова тишину.

Диана

— Кто такой Ярослав Марин? — словно выстрел в упор, прорезал голос Грацианова тишину.

Я даже дышать перестала. Почувствовала, как все внутри похолодело от ужаса. Нет… Он же не мог все узнать… Этого просто не может быть.

— Это друг Леши, мы виделись тогда в гостях, помнишь? — голос хриплый, облизываю губы и боюсь смотреть на Илью.

Но собираю все мужество, которое осталось, в кулак и смотрю на лицо мужчины. А оно не выражает абсолютно ничего. И мне страшно… Страшно от того, что я никогда не видела Илью таким.

— Друг Леши, значит? — улыбается и от этой улыбки по моему телу пробегают мурашки.

— Илья…

— Знаешь, я ведь, когда тебя первый раз увидел, то буквально охренел от твоей красоты. Ты стояла в каком-то платье зеленого цвета, а я не мог глаз оторвать. Зачаровала, — мужчина снова потянулся за стаканом с коньяком и улыбнулся каким-то своим мыслям, а затем сделал очередной глоток.

А я стояла, словно приросла к месту, не могла пошевелиться, не могла ничего сказать. Грудь сдавило шипастыми тисками — не продохнуть. Чувствовала, как из глаз начинают катиться слезы.

— И в тот момент во мне все кричать начало, что тебя надо защищать, оберегать, баловать. Странное чувство, но оно поселилось здесь, — Илья дотронулся до центра груди сжатой в кулак ладонью, — и никуда не девалось.

На негнущихся ногах я подошла к столу и села на стул напротив Грацианова. Я не знала, что мне делать, что сказать…

— Меня как климануло на тебе. Но я боялся подойти к тебе, ты такой хрупкой и уязвимой выглядела. А мне страшно было сломать или обидеть. Долго храбрости набирался. Никогда робким не был, а с тобой вот так. По-другому.

Каждое его слово хлестало измученную душу. Я уже даже перестала слезы вытирать, они все продолжали бежать по щекам. Чувствовала, что пришел тот самый момент, когда мне придется все рассказать Илье.

— Столько лет, Диана, мы провели вместе. А сейчас ты мне просто врешь в глаза. Неужели я не заслужил услышать правду? Хватит врать. Я хочу, чтобы ты мне все рассказала.

— Ярослав… Он… Он мой бывший парень, — глухо сказала и сцепила руки в замок на коленях.

— Он бросил меня. И я не видела его долгое время. Все.

— Так все просто, — хмыкнул Илья. — Если бы это было все, ты бы сейчас в глаза мне смотрела, Цветок, а не прятала взгляд.

— Илья… Зачем…

— Что зачем? Зачем мне знать правду? Боже, Диана, хоть что-то было правдой? Ты врала обо всем, даже о своих родителях, бл*ть! — мужчина хлопнул ладонью по столу, я вздрогнула от испуга.

— Откуда ты узнал… — я посмотрела на Грацианова.

Я была в шоке. Я боялась, что он узнает, о Ярославе… Но откуда он узнал о родителях?

— Тебя продолжает интересовать только это, — хмыкает Илья. — Расскажи мне все, Ди. Хватит лжи.

— Мои родители они… Они плохие, конченные люди, Илья. Они пьяницы… Отец руки распускал, а мать… Она готова была продать меня каждому встречному за бутылку водки. Мне противно быть их дочерью, не хочу, чтобы нас что-то связывало. Поэтому, когда мы встретились, я сказала, что сирота. На тот момент я прекратила с ними все общение. Это действительно так, для меня умерли уже давно.

Илья молчал. Долго молчал, а я не смела нарушить это хрупкое равновесие. В голове вертелось столько мыслей, столько слов, которые я хочу сказать и все то, что хочу рассказать.

— А Марин? — нарушил тишину Грацианов, — расскажи про него.

— Что ты хочешь знать? — тихо спрашиваю.

— Почему ты сделала вид, что не знаешь его?

— Потому что мне так легче. Делать вид, что не знаю его.

— Ты любила его? — задает очередной вопрос Илья, я сглатываю и киваю. Боюсь произносить слова вслух, не доверяю голосу.

— И чувства не прошли, раз ты так отреагировала?

— Он бросил меня.

— Это не ответ на вопрос, — Илья покачал головой.

— Я же не слепой, Диана, мы, когда встречаться начали, я видел, что ты сломлена. Но я, как идиот, думал, что смогу «починить» тебя, чтобы ты забыла все плохое. Глупо, правда?

— Не глупо, Илья, ты и починил, — тянусь через стол к его ладони руками, но мужчина убирает свою ладонь прежде, чем успеваю дотронуться до нее.

— Знаешь, у всех нас есть прошлое. Хорошее и плохое — разное. Это жизнь, — говорит Илья, голос его хриплый, он впивается в меня взглядом.

— Знаешь, почему я пью, Диана? Не от того, что узнал, что ты кого-то там любила или что про родителей соврала.

— Тогда почему?

— Потому что я боюсь услышать ответ на свой вопрос, вот почему. Можешь себе представить?

— Почему ты боишься, я не стану врать, обещаю. Илья, я никогда не хотела сделать тебе больно. Никогда, только не тебе.

— Я знаю, Цветок, — он улыбается, и улыбка у него грустная.

А мне хочется выть в голос, свернуться на полу и плакать, плакать, плакать. Потому что я точно знаю, ЧТО Илья хочет спросить.

— Ты любишь меня?

— Люблю, — тут же отвечаю. Потому что это правда. Илья он… Он мой лучший друг.

— А его? — его голос ломается.

А мое сердце разбивается на осколки.

— Илья…

— Я понял. Бл*ть, какой же я дурак, — мужчина откидывает голову назад и смеется таким диким смехом, от которого кровь стынет в жилах.

— Не надо… Не принижай себя, ты же не такой.

— А какой, а, Цветок? Я думал у нас все по-настоящему, серьезно. А оказалось, что до возвращения только твоего бывшего.