Неудобное наследство. Гены, расы и история человечества - Николас Уэйд

Анализ ключевых моментов в истории человечества с точки зрения социальных институтов был не так давно проведен политологом Фрэнсисом Фукуямой. Его научный труд, описывающий, как каждая из крупнейших цивилизаций адаптировала свои институты к местной географии и историческим обстоятельствам, — это, по сути, сценарий социальной адаптации человека и тех путей, которые избирает каждая цивилизация для своего развития.

Исходное положение Фукуямы, так же как Дугласа Норта, процитированного выше, заключается в том, что институты коренятся в социальной природе человека. «Возвращение человеческой природы в современную биологию… чрезвычайно важно в качестве основания любой теории политического развития, потому что дает нам базовые строительные блоки, по которым мы можем судить о дальнейшей эволюции человеческих институтов», — пишет он [6].

Социальная природа человека опирается на стремление оказывать предпочтение семье и близким родственникам, и это корень трайбализма. Племенные общества были первой формой человеческой политической организации, так как охотничье–собирательские группы, в которых человек провел бо́льшую часть своего существования, вероятно, объединялись в племена с самых древних времен. Племя состояло из групп, которые обменивались женщинами для брачных союзов. Племенная организация очень гибка, группы могут разрастаться до большого размера, позволяющего вести масштабные завоевания. Монголы, чья империя простиралась от Тихого океана до границ Европы, были организованы в племена. Слабое место племенной системы — передача власти: когда сильный лидер умирает, вожди входящих в племя родов обычно начинают сражаться друг с другом, чтобы стать его преемником, и вся коалиция может разбиться на более мелкие враждующие группировки — такова была и судьба Монгольской империи.

Племена складываются на основе родов, которые прослеживаются по мужской линии. Внутри племени два таких рода могут бороться друг с другом или объединяться, чтобы противостоять третьему. Поскольку все они происходят от патриарха–основателя, любые два из них могут найти общего предка, чтобы подтвердить свое родство и близость как союзников. Антропологи называют племена сегментарными обществами, поскольку разные родственные линии, или сегменты, способны собираться вместе для конкретных социальных целей.

По мнению Фукуямы, племенная система так сильна, что в большинстве современных государств она никогда не исчезает полностью. Скорее, поверх нее накладываются государственные структуры, которые находятся в постоянном противоречии с родо–племенными традициями. В Китае чиновники пользуются своим положением для продвижения интересов своих родственников, независимо от интересов государства. Эта проблема была всегда актуальна для страны, как в прошлом, так и в настоящем. Даже в Европе и США, где семейные отношения менее сложны и племен давно нет, непотизм (или кумовство) до сих пор не изжит.

Трайбализм — исходное состояние ранних человеческих обществ, так же как автократия по умолчанию характерна для современных. Племенные общества существовали, вероятно, с самого зарождения человеческого вида и многие продолжают существовать сейчас. Народы Испании, Франции, Германии и Англии вели племенной образ жизни до и после завоевания их Римским государством. В Китае племенные вождества начали исчезать не раньше IV в. до н. э.; в большей части Африки и Ближнего Востока племенное устройство остается мощной силой и поныне.

Как же при столь повсеместной распространенности трайбализма вообще возникли современные государства? Подход Фукуямы к этому вопросу состоит в том, чтобы рассматривать различия между современными государствами и понимать, какие их качества наиболее важны. Исследуя современные государства, возникшие в Китае, Европе, Индии и мусульманском мире, он обнаруживает, что всем им пришлось выдержать столкновение с одной и той же проблемой — подавлением трайбализма, с тем чтобы государственная власть смогла занять главенствующее положение. Но при этом каждое государство добилось этой цели своим, отличным от других путем.

Китай пришел к состоянию современного государства на тысячу лет раньше Европы. Столь раннее достижение этой цели, возможно, во многом связано с особенностями равнины между реками Янцзы и Хуанхэ. Эта территория удачно расположена и с точки зрения сельского хозяйства, стимулирующего рост населения, и с точки зрения ведения войн — а это две основные движущие силы образования государства. Непрекращающийся процесс консолидации вынуждал племенные системы сливаться в государства.

В 2000 г. до н. э. в долине Хуанхэ существовало большое количество политических образований, обычно говорят о 10 000. Ко времени династии Шан, к 1500 г. до н. э., это число сократилось до 3000 племенных вождеств. Династия Восточное Чжоу началась в 771 г. до н. э. с 1800 вождеств и закончилась с 14, уже более близких к государствам. В последующий период Сражающихся царств, продолжавшийся примерно с 475 по 221 г. до н. э., семь оставшихся царств превратились в одно.

Китай стал объединенным государством в 221 г. до н. э., когда в эпоху Сражающихся царств княжеству Цинь удалось разгромить шесть своих соперников. Это стало кульминацией примерно 1800-летней непрекращающейся борьбы, в процессе которой военные нужды определили характерные черты китайского государства.

Племенная система продолжала существовать, пока долина Хуанхэ оставалась относительно малонаселенной. Более слабое племя просто могло уйти куда–нибудь еще. По мере роста плотности населения приходилось выбирать, сражаться или быть уничтоженными.

Давление на племена увеличивалось за счет методов ведения войны. Поскольку вождество основывалось на мужских родовых линиях, в сражениях участвовали главным образом аристократы на колесницах, и для каждой колесницы требовалось 70 человек сопровождения и обслуживания. При непрерывных войнах число боеспособных знатных мужчин в конце концов сократилось до минимума. В отчаянии некоторые вождества в период Чжоу создали другой способ ведения войны, при котором крестьяне сгонялись в пешие армии.

Эта трансформация не была простой, если учесть, что она не пришлась по душе ни аристократии, ни крестьянству. Более того, для нее понадобился ряд сложных и хитроумных институциональных перестроек. Содержание более крупных армий требовало бо́льших налогов. Для взыскания налогов с населения стал необходимым класс чиновников, преданных государству, а не отдельному племени.

Подобные изменения начались в нескольких государствах, но именно в Цинь, самом западном из сражающихся царств, реформы продвинулись дальше всего. «Фундамент первого поистине современного государства был заложен в западном княжестве Цинь при правителе Сяо–гуне и его министре Шан Яне», — пишет Фукуяма [7].

Лидеры Цинь построили современное государство, поскольку открыто признали аристократические роды племенной системы препятствием для государственной мощи. Шан Ян упразднил наследственные посты, занимаемые аристократами, и заменил их системой из 20 рангов, основанной на военных заслугах. Эта перемена означала, что теперь все чиновники оказывались обязаны своим положением государству и должны были сохранять верность ему, а не своему племени или роду.