Ночь длинных ножей. Борьба за власть партийных элит Третьего рейха. 1932-1934 - Макс Галло

В среду 20 июня Гитлер в канцелярии читает статью, которую Альфред Розенберг опубликовал в «Фелькишер беобахтер». Это один из первых откликов на речь Папена в Марбурге. Теоретик нацизма заявляет о позиции партии во имя этой самой партии: «Мы не совершали революции, которую немощная эпоха могла бы объявить «консервативной революцией» под лозунгом установления порядка и возрождения государства, как это делалось пять веков назад...» Гитлер дает приказ партийным лидерам Геббельсу и Гессу нанести ответный удар, показать, что этим господам консерваторам не удастся лишить режим своего содержания.

Когда фюрер уже собирается уходить к себе, приезжает Франц фон Папен и просит немедленно принять его. На самом деле вице-канцлеру пришлось ждать Гитлера несколько часов, и теперь фюрер должен был принять человека, против которого он развертывает энергичную кампанию в прессе. И Гитлер, и Папен боятся друг друга. Несколько месяцев назад, показывая Розенбергу на здание канцелярии вице-канцлера, фюрер сказал: «Все наши беды проистекают отсюда, однажды мне придется очистить этот дом». Но сегодня вечером канцлер и его заместитель приветствуют друг друга с официальной вежливостью, хорошо понимая, какую неприязнь скрывают их улыбки. Разговор обещает быть бурным. Папен протестует против цензуры, введенной Герингом, – разве может министр запретить распространение речи, произнесенной вице-канцлером рейха? «Я объяснил Гитлеру, – пишет Папен, – что я считал своим долгом занять твердую позицию, поскольку ситуация стала критической. Пришел момент, сказал я ему, когда он должен объяснить, какую позицию занимает он».

Гитлер слушает. Он прекрасно понимает, что Папен просит его восстановить порядок, начать борьбу со злоупотреблениями СА и нарушениями закона, которые допускают нацисты. Все организованные силы – рейхсвер, гестапо, консерваторы – все толкают его на нарушение равновесия, сложившегося между различными течениями, которые и привели его к власти. Все люди, желающие нарушить это равновесие, хотят сделать это руками Гитлера. И Франц фон Папен не исключение. «Гитлер должен был понять, – продолжает вице-канцлер, – что я не хотел прекращать нашего сотрудничества и именно поэтому просил его задуматься над проблемами, о которых я только что сказал». Все его последователи нуждаются в нем, включая и СА: Гитлер это хорошо понимает.

Папен повышает голос, и тон его становится высокомерным. «В любом случае, – говорит он, – канцелярия вице-канцлера рейха не может допустить, чтобы новый министр [Геббельс] запрещал публикацию официальной речи».

Папен видит, какое впечатление произвели его слова, и кричит: «Я говорил в Марбурге от имени президента! Из-за вмешательства Геббельса я вынужден буду подать в отставку. Я сообщу об этом Гинденбургу немедленно».

Это была козырная карта, разыгранная консерваторами для того, чтобы заставить Гитлера действовать – порвать с СА и восстановить законность. Гинденбург с помощью армии, консерваторов и всего народа Германии мог сокрушить Гитлера. «Я сказал, что подам в отставку, – продолжает Папен, – если не будет отменен запрет, наложенный на мою речь, а Гитлер не примет рекомендованной мной линии поведения».

Гитлер колеблется. «Он попытался успокоить меня, – пишет Папен. – Он признал, что Геббельс совершил ошибку, пытаясь избежать нарастания напряженности, которая уже существует». Но Папен продолжает угрожать: он подаст в отставку, а вместе с ним уйдут из правительства фон Нейрат, министр иностранных дел, и Шверин фон Крозигк, министр финансов. «Я еду в Нейдек, – добавляет Папен, – и буду просить, чтобы моя речь была опубликована». Гитлер хватается за эту идею – он поедет в Нейдек вместе с Папеном. Но сотрудники вице-канцлера предупреждали, чтобы он ни в коем случае не соглашался на это. Папен не должен ехать к Гинденбургу вместе с Гитлером. Этот визит лишит Марбургскую речь всякого смысла. Но Папен не хочет порывать своего «сотрудничества» с Гитлером. Фюрер настаивает. «Следует тщательно изучить сложившуюся ситуацию, – говорит он. – Разговор с Гинденбургом не даст ощутимых результатов, если в нем не будет принимать участия канцлер». Наконец Папен соглашается с предложением Гитлера, и фюрер обещает дать приказ Геббельсу снять запрет на публикацию Марбургской речи. После этого «он [Гитлер] разразился бурной тирадой по поводу полного отсутствия субординации в рядах СА, которые сильно усложняли его жизнь. Вскоре ему придется любыми мерами привести их в чувство».

И снова СА попали в западню. Чтобы защититься от обвинений Папена и Гинденбурга и избежать отставки консервативных членов его правительства, Гитлер сваливает всю вину на СА. Неужели он решится пожертвовать ими?

Ночь с 20 на 21 июня для Германии – это бессонная ночь. На стадионах, площадях и лесных полянах горят костры, вокруг которых собрались тысячи членов нацистских организаций. Молодые люди маршируют с факелами в руках, распевая нацистские гимны. Впервые, в эту самую короткую ночь в году, Германия отмечает новый ритуал – она празднует летнее солнцестояние. Похороны Карин ознаменовали начало нового языческого цикла празднеств. Теперь он приближается к своей кульминации. Празднества будут продолжаться еще несколько дней.

В Вердене, небольшой деревушке в Вестфалии, стоящей на реке Аллер, Альфред Розенберг, вдохновитель этих языческих торжеств, воздает дань памяти четырех с половиной тысяч саксонских повстанцев, которых Карл Великий казнил здесь в 782 году. Пламя костров вздымается высоко в темное небо, пылают факелы, а Розенберг произносит страстную речь. «Гитлер – наша прямая связь с Германом Шеруском и герцогом Витикиндом. История показала, что саксонский герцог был прав. Только Святая земля находится не на Ближнем Востоке, а здесь, у нас в Германии». Так фестиваль солнцестояния стал прославлением рейха и его фюрера.

В четверг днем в Берлине тему Розенберга подхватывает Геббельс. На огромном стадионе в Нейкельне, перед десятками тысяч коричневорубашечников, для празднования солнцестояния снова извлекается на свет божий мифология. Однако теперь это уже вопрос не прошлого, а настоящего. «Небольшой кружок критиканов решил саботировать наши усилия из таинственной тени кафе «Де Коммерс». Они просто смешны...» Аудитория бешено аплодирует, а Геббельс добавляет: «Эти люди, ведущие серьезные политические дискуссии, утонув в комфортабельных креслах, не имеют монополии на ум... Они представляют собой реакцию. История запомнит не их имена, а наши».

Ясно, что Геббельс намекает на Папена, члена «Херренклуба». Министр пропаганды выступает, разумеется, с одобрения Гитлера. Папен перечитывает заключительные фразы речи Геббельса: «Мы говорим «нет» наследнику престола, «нет» советнику, «нет» крупному банкиру, «нет» парламентским вождям!»

Означает ли это, что Гитлер снова обманул его и взял курс на вторую революцию? Что он хочет порвать с благоразумными членами правительственной коалиции, приверженцами традиции? Неужели он решил вернуться в лагерь Рема? А может быть, это означает, что он просто колеблется? Встревожены все: и в окружении Папена, и в кругах, близких к Гиммлеру и Герингу, и на Бендлерштрассе. Поэтому необходимо еще раз «встряхнуть» Гитлера. И возможность для этого предоставляется почти сразу же. В четверг 21 июня Гитлер встречается с рейхспрезидентом в Нейдеке.