Откровения акушерки. Тайны родильного отделения - Филиппа Джордж

Наконец, спустя какое-то время, которое казалось вечностью, приехала скорая помощь, и Бетти отправили в больницу на машине с мигалками. Она еще дважды переставала дышать в карете скорой помощи, прежде чем мы приехали, а затем ее срочно доставили в неонатальное отделение. До этого момента я оставалась спокойной и собранной, просто справляясь со всем так же, как и с любой чрезвычайной ситуацией в отделении. Но когда педиатрическая бригада забрала дочь у меня, положила на маленькую реанимационную тележку, обследовала деловитыми руками, которые прикрепляли ее к змеящимся проводам и трубкам, меня вдруг осенило. Там лежит наш ребенок! И это был самый ужасный опыт в моей жизни. Меня начало сильно трясти, а потом я рухнула в слезах.

– Мы чуть не потеряли ее! – ахнула я, и мое тело затрясло от судорожных рыданий. Я была вне себя, не в силах перестать плакать. – Я знала, что что-то было не так. Почему я не прислушалась к своим инстинктам? Мы должны были привезти ее в больницу раньше.

– Ты спасла ей жизнь! – Уилл удивленно покачал головой. – Не кори себя, Пип. Ты все сделала правильно.

В неонатальном отделении Бетти подключили к бесчисленному множеству аппаратов и провели серию тестов, включая люмбальную пункцию[36], чтобы выявить инфекции спинного и головного мозга. Это было ужасно. Уилл не мог даже смотреть, но я держала ее все время, пока шла процедура. Я просто не могла отвести взгляд. И хотя я и раньше держала младенцев во время люмбальной пункции, ничто не сравнится с их оглушительным криком, когда огромная игла впервые вводится в позвоночник. Слышать вопль своего ребенка еще ужаснее. Я была эмоционально истощена и без конца заливалась слезами. В итоге врачи обнаружили у Бетти инфекцию, шумы в сердце и вирус одновременно – ее бедное маленькое тельце просто не могло справиться и отключилось. Малышка выглядела такой беспомощной, лежа там, в клубке проводов, трубок и капельниц, пока врачи пытались стабилизировать ее состояние. Я была просто безмерно благодарна, что моя дочь была в больнице, где я работала: педиатрический персонал и врачи здесь работали замечательные. Я не могла винить их ни секунду.

* * *

Как только состояние Бетти стабилизировалось, я позвонила родителям и рассказала о случившемся; они помчались в больницу, чтобы увидеть нас. Только на следующий день, когда мама присматривала за Бетти, я улучила минутку, чтобы заскочить в родильное отделение и рассказать коллегам о том, что произошло ночью. Сначала они едва узнали меня: в моих волосах царил хаос, я ужасно хотела спать и все еще была одета в пижаму с прошлой ночи. Увидев, в каком состоянии я нахожусь, они обняли меня и успокаивали, пока я изливала душу, описывая ужасные ночные события. С этого момента коллеги по очереди приходили в неонатальное отделение навестить нас.

В общем, в больнице мы провели неделю, и я ни на минуту не отходила от Бетти. Я дремала в кресле-качалке у ее кроватки, наблюдая и убеждаясь, что все в порядке. Бетти, пытаясь бороться с инфекцией, как правило, очень плохо спала. Уилл работал по пятнадцать часов за смену, перекусывал что-нибудь на ходу, приходил к нам, потом возвращался домой и проделывал все то же снова на следующий день. Это было время испытаний для всех нас.

– Пойдем, дорогая, тебе нужно что-нибудь поесть, – настаивала продавщица сэндвичей, периодически заглядывавшая к нам в палату.

– Нет, честно, я в порядке, – зевнула я, вытягивая ноги.

Позади была еще одна тяжелая ночь. Мне было так трудно спать в этом чертовом кресле, но ни на секунду не пришло в голову пойти домой.

– Ты кормишь, моя дорогая, тебе нужно набраться сил.

– Да, хорошо, – улыбнулась я, выбирая из тележки рулет с тунцом и огурцами.

Поскольку Бетти была не в состоянии брать грудь, я сцеживала молоко, чтобы дать его из бутылочки. Я продолжала пытаться, но каждый раз, когда прикладывала дочь к груди, уровень кислорода у нее в крови падал. Она просто не могла пить и дышать одновременно.

Когда нас наконец отпустили домой, я продолжала сцеживать молоко, потому что Бетти теперь пила только из бутылочки. Это было тяжело. В какой-то момент у меня развился очень сильный мастит[37] из-за закупорки молочного протока, и я испытывала страшную боль. Но я справилась. Как и многие новоиспеченные мамы, я была полна решимости делать все «правильно». И в моем сознании это означало давать дочери грудное молоко, даже если она не пила его из груди. Не могу сказать, что мне нравилось быть привязанной к молокоотсосу по несколько часов подряд – это заставляло меня чувствовать себя коровой, – но я все равно настаивала на своем решении.

– Тебе не кажется, что уже хватит? – спросил Уилл однажды, пока я прикладывала к больной, распухшей груди пакет замороженного горошка. Я все еще принимала антибиотики от мастита.

– Так будет лучше для Бетти, – настаивала я.

– Неужели? – скептически отозвался он. – В первые несколько недель в молоке есть все эти питательные вещества и прочее, но теперь, когда малышке пять месяцев, она будет абсолютно здорова, питаясь смесью. Ты уверена, что делаешь это для нее, а не для себя?

– Конечно, для нее! – с негодованием парировала я.

Я знала, что Уилл заботился исключительно о моих интересах, но была полна решимости сделать все возможное для Бетти, даже если это убьет меня!

Я все еще сцеживала молоко, когда вернулась на работу через год после родов. По мере приближения знаменательного дня я все больше и больше беспокоилась о возвращении в отделение после столь долгого перерыва. Смогу ли я вспомнить все то, что делала автоматически год назад? Так много всего произошло. За тот год, что я отсутствовала, минула целая жизнь. Была ли я готова вернуться? И больше всего меня беспокоило, как я буду жить вдали от Бетти в течение четырнадцати часов подряд?

Мне нравилось быть мамой, а дочь являлась для меня целым миром. За год, проведенный вместе, мы стали неразлучны, и я просто обожала находиться рядом с ней круглосуточно, наблюдая, как малышка растет и превращается в самостоятельную забавную личность. Бетти была восхитительна, и я хорошо справлялась с материнскими обязанностями, заботясь о всех потребностях дочери, убираясь, готовя еду и качая малышку. Как я смогу так долго находиться вдали от нее? Как вообще вписать работу в нашу новую семейную жизнь? С каждым днем тревога становилась все сильнее.