Святослав. Хазария - Юлия Гнатюк

Святослав, приложив правую руку к сердцу, с поклоном принял дары. За ним остальные военачальники получили часть жертвенной трапезы.

Потом начались жертвоприношения от людей. На стол ставились жбаны мёда, плетёные корзины с хлебом, фруктами, зерном, овощами. Кудесники брали от них частичку, бросали с молитвой в жертвенный огонь, наблюдая за движением дыма, потом кропили дары Живой водой из Священного родника. После того как Боги взяли часть и отведали её в небесном Ирии, еда, благословлённая Огнём, Небом и Водой, считалась освящённой, и можно было вкушать её, незримо присоединившись к богам. Люди, оставив часть волхвам на их нужды, брали освящённые дары и приступали к трапезе.

Нарядно одетые девушки в венках из осенних цветов, листьев и кистей рябины с пением возлагали на Перуновой горе жертвоприношения каждому из богов.

Великий Могун с кудесниками ещё раз поздравили всех с праздником.

Овсена, забыв обо всём на свете, глядела на Святослава. Он был тот же и совсем другой, чем три лета тому назад, когда она шестнадцатилетней девчушкой стояла, промокшая от дождя, на Подольском погосте и глядела на юного тогда ещё княжича, не слыша слов его, а только впитывая всем существом исходящую от него силу мужества, спокойствия и решимости. Сколько раз он являлся к ней потом в девичьих грёзах, брал сильной рукой и вёл за собой. Ни подругам, ни матери никогда не обмолвилась Овсена даже словом о том единственном, кого зрит в сладко-тревожных снах и о ком мечтает тайно ото всех, наперёд зная, что мечте её не суждено сбыться.

Сколько раз подруги корили её за излишнюю гордыню и переборчивость, сколько ворчала и ругалась мать Молотилиха за то, что Овсена отвергала ухаживания многих хороших парней.

И вот теперь наступил миг недолгого счастья – она вновь близко зрит Святослава, снова ощущает его колдовскую притягательную силу, которая, кажется, возросла ещё более. Он, единственный и желанный, конечно, не глядит на неё, и никто даже не подозревает, что творится в девичьем сердце. Все глядят на Великого Могуна, а Олеша, осмелев, всё теснее привлекает её к себе. О, если бы это были другие руки! И Овсена, на миг зажмурившись, мысленно перенеслась в объятия Святослава. Когда открыла очи, вдруг ощутила на себе пытливый, как ей показалось, взор Великого Могуна. Он только на миг задержался на ней, но у Овсены всё похолодело внутри, будто она предстала перед ним обнажённой. Кровь ударила в виски, и Овсена поспешно опустила ресницы.

Между тем люди стали расходиться с Капища, возвращаясь к берегу реки, где девушки закружились хороводами вокруг костров. Переливами зазвенели песни про Великие Овсени, золотые дни, добрый урожай, щедрые закрома и сытую зиму. В припевах звучали прославления славянских Богов.

Затем наступил черёд парней. Подобно буйному вихрю понеслись они друг за другом, пролетая сквозь ряды плавно двигающихся девушек. При этом они делали высокие прыжки, перескакивали через голову друг друга, едва не влетая в кострища под восторженный девичий визг, и вертелись волчком у самой земли так, что трудно было разглядеть, где голова, руки и ноги.

Молодецкий свист и дружное «Э-э-эх!» то и дело сотрясали тишину осеннего вечера.

Святослав с темниками, стоя поодаль у костра, увидел неподалёку Великого Могуна в окружении юношей-служителей. Главный Кудесник стоял, опираясь на свой резной могунский посох, и глаза его, устремлённые на общее веселье, молодо блестели. Обладая невероятно обострённой для человека чувствительностью, он, казалось, каждой частицей души наслаждался кипящей вокруг молодой силой. И он чуял также, что крепкое тело молодого князя, привыкшее к долгим и тяжёлым нагрузкам, после доброго отдыха рвётся выплеснуть свою удаль.

– Давай, княже! – повернулся Могун к Святославу. – Порадуй Богов наших лихой пляской! Покажи, что мы достойные их внуки и правнуки!

Святослав несколько мгновений помедлил, будто настраиваясь на что-то внутри. Потом быстрыми движениями сбросил мягкие сапоги и рубаху, закатал штанины и в несколько кошачьих прыжков оказался у кострища, встреченный дружным рёвом сотоварищей и восторженным криком девушек. Ловко выхватив из костра пылающую головешку, Святослав медленно провёл ею над мускулистыми руками, широкой грудью и животом, как бы очерчивая коло и впитывая живую силу огня. А потом влетел в общую немыслимую круговерть пляски, выкидывая такие коленца, что дружный хохот и рукоплескания то и дело служили ему наградой.

Когда большая часть костра прогорела, угли разровняли в Огненную Тропу. Святослав первым пронёсся прямо через её середину, пылающую ярким малиновым жаром, и босые ноги его, погружаясь по косточки в раскалённые угли, вздымали за собой россыпи блистающих искр.

Вслед за ним то один, то другой из удалых танцоров, переполнившись кипучей молодой силой и чувствуя в себе возможность сотворить то же самое, проносились босыми ногами по горячим углям, однако никто не мог задержаться на них так долго, как Святослав.

Потом дружинники привели коней и начали состязаться, кто прыгнет сразу через трёх, четырёх и даже пятерых, поставленных в ряд животных.

Великий Могун зрел на молодецкие утехи и ещё куда-то дальше, куда могут заглядывать только волхвы. Ему были ведомы чувства и помыслы собравшихся людей, их сила и слабости, но о чём думал сам Великий Могун, оставалось тайной. Лишь по лицу его время от времени пробегали то радостные, то печальные тени. Может, он беседовал с богами, или зрел грядущее тех, кто предавался нынче жаркому пламени пляски, или видел будущее всей Руси, кто знает! Неведомы людям мысли великих волхвов.

Овсена не чуяла ног под собой, но уже не от страха, а от жаркого танца и сладких, кружащих голову чувств. Оттого что оказалась наконец совсем рядом с тем, о ком грезила во сне и наяву все эти годы.

Олеша же ничего об этом не ведал, истово предаваясь танцу с той, которая так долго отвергала ухаживания, а теперь она здесь, с ним, раскрасневшаяся и, как никогда, прекрасная и желанная! Теперь у него будет всего сполна! Не только богатство, ратная слава, но и любовь одной из красивейших девушек Киева! С такой не зазорно показаться на людях, да ежели ещё разодеть её, как боярыню, все побелеют от зависти!

Зажигательная пляска-состязание юношей вновь сменилась девичьим хороводом. Святослав, сидя на траве, надел на разгорячённое тело рубаху, но сапоги натягивать не торопился, с наслаждением запуская закопчённые пальцы в холодную осеннюю траву. Дыхание его уже успокоилось, а мысли вольно витали то над праздничным кострищем, то уносились куда-то далеко. Однако, по уже вошедшей в кровь воинской привычке, он исподволь наблюдал за всем, что происходит вокруг, не упуская ни малейшей детали. Время от времени он ловил на себе любопытные, порой игривые взоры девушек, а один из них так полоснул князя горячим пламенем, что Святослав на мгновение даже потерял нить мысли. Он почувствовал необычайно ярую силу этого взгляда, хоть он и был брошен мимолётно из проносящегося мимо вихря быстрого хоровода.

Ого! – воскликнул про себя Святослав. Ему даже показалось, что когда-то давно он уже ощущал на себе этот взгляд, но не мог вспомнить, когда и где. Мало ли восхищённых девичьих взоров приходится ловить на себе, когда ты холост, молод, здоров и к тому же ещё являешься князем Руси.