Дядя самых честных правил 5 - Александр Михайлович Горбов

к губам и показал на другую дверцу. Мертвец кивнул, достал из-под сиденья палаш, секунду подумал и вытащил следом «огнебой». А я распахнул свою дверь и спрыгнул на землю.

Дормез был окружён дюжиной всадников на механических лошадях. Им не требовалось представляться, по цветам одежды было видно — это опричники Голицыных.

— Что вам угодно, судари?

— Урусов, — один из всадников подался вперёд, — тебя-то мне и надо.

Грузный, с одутловатым лицом, криво сросшимся носом и злыми глазками, опричник смотрел на меня с ненавистью.

— Урусов, — повторил он и осклабился, — вот и всё, Урусов.

— Не имею чести вас знать, сударь.

Я отодвинул полу камзола и положил руку на пояс. Как раз рядом с рукояткой «громобоя». Анубис срочно готовился выбросить щит и зло рычал в предчувствии драки.

— Мамонов, — всадник сверлил меня взглядом, — опричный дьяк рода Голицыных.

— Чем обязан таким внезапным визитом?

Мне стало весело, и я издевательски улыбнулся. Ясное дело, опричники приехали не разговоры разговаривать, но непобедимыми они не выглядели. Пятерка обычных людей с «огнебоями», а остальные — средненькой руки маги. Только Мамонов выделялся Талантом, слегка уступая мне по силе. Что же, с такими я уже дрался, и вполне успешно. Быть может, опыта у них побольше, но я тоже последний год не крестиком вышивал.

— Должок за тобой, Урусов.

— Не припоминаю, чтобы занимал что-то у вас, дьяк.

— Сейчас вспомнишь, Урусов. Князь, может, и помер, да со мной ты не рассчитался. Думаешь, натравил на него Мишку, побили друг друга папашка с сыном, так с тебя и спроса нет?

Опричники старались держаться от меня на расстоянии, образовав на широкой дороге полукруг. Маги приготовили щиты, а обычные бойцы баюкали на руках «огнебои».

— Не понимаю, о чём ты, Мамонов.

— Наследил ты, Урусов, у Чёрного ручья. Кто другой бы не заметил, а я твой «запах» хорошо помню. Придётся тебе, Урусов, ответить по всей строгости.

— В самом деле? — я изобразил искреннее удивление. — А ты не много на себя берёшь, Мамонов?

— Беру как положено. И с тебя возьму, даже не сомневайся. Скажем, сто тысяч, Урусов. Заплатишь, так и езжай себе спокойно. А нет — поговорим по-другому

Ах, вот оно что! Я-то думал, он мстить за Голицына приехал, а этот жук решил с меня денег содрать. И ведь не поленился, бросил всё и кинулся в погоню. Боится, что при новом главе рода его задвинут куда-нибудь, и хочет обеспечить себе будущее? Да неважно! В любом случае, я не собираюсь платить ему.

— Да, ста тысяч довольно будет. — Он усмехался, поигрывая коротким «огнебоем» в руке. — Считай, по-божески.

За спиной раздалось кряхтение, и из дормеза тяжело вышел монах.

— Пошто спор на дороге развели, православные? — громогласно спросил инок. — Не место для разговоров, да ещё и с оружием. Не дай бог убьёте кого, грех на душу ляжет.

— Отче, — Мамонов недовольно поморщился, — отойди в сторонку, не лезь не в своё дело.

Монах покачал головой.

— Дурное ты задумал, человече. Ну да твоя душа, сам решай.

И он поковылял к обочине, отдуваясь и громко топая. Сошёл с дороги, присел на поваленное дерево и с интересом уставился на всю компанию. Будто в цирк на представление попал.

— Ну что, Урусов, подумал? Смотри, второй раз предлагать не буду.

Я посмотрел Мамонову в глаза и кивнул:

— Подумал.

Секунды мне хватило, чтобы выхватить «громобой» и выстрелить в него от бедра.

* * *

Механическую лошадь я недооценил. Конь взвился на дыбы, и магический заряд снёс ему голову. Уцелевший Мамонов рыбкой выпрыгнул из седла, и его мгновенно прикрыли подручные.

Анубис стремительно поднял щит, в который тут же ударили заряды «огнебоев». Я не стал дефилировать под обстрелом и юркнул в дормез. Выпрыгнул через противоположную дверь и оказался рядом с Кижом. С этой стороны опричников не было, и я скомандовал.

— Вверх!

Мертвец понял с одного слова, взлетел на крышу дормеза, распластался и открыл огонь по противнику. Пара всадников пытались обойти экипаж, но я в два выстрела выбил их из сёдел.

Через пять минут сложилась патовая ситуация. Мы застрелили пятерку простых опричников, а вот маги укрылись в низинке среди деревьев у дороги. Щиты у них оказались крепкие, и выстрелы Кижа один за другим шли «в молоко». Мой же щит прикрывал весь дормез целиком и ответный огонь опричников не доставал мертвеца.

Я перекидывался с ними всполохами и «молотами», но особого урона мы друг другу не наносили. Ни им, ни мне с этих позиций не было удобно атаковать — заклинания большей частью уходили поверх голов. Мой Талант явно был сильнее Мамоновского, но опричный дьяк обладал большим опытом, и его поддерживали другие маги. В результате вовсю воняло перегаром эфира, деревья в низинке почти выкосило, а толку не было. Драка превратилась в балаган с фейерверком.

У меня в козырях оставалась ещё деланная магия. В паузах я принялся чертить пачку Знаков. Дело шло небыстро — приходилось отвлекаться на щит, всполохи и контроль эфира. Для действенной атаки мне оставалось нарисовать ещё десяток фигур, когда монах встал с поваленного дерева.

— Кто же так магией управляется, Константин?

Он посмотрел прямо на меня и покачал головой.

— Совсем юнец ты ещё. Смотри, как надо.

Дородный инок повернулся в сторону опричников, как гора. Поднял руку и нараспев произнёс:

— Уне есть человекам добра смерть, негли злой живот.

Стрельба сразу же стихла, а Талант Мамонова рассеялся эфирным взрывом. Киж на крыше дормеза яростно закричал и забился в судорогах, стуча ногами. А меня накрыл мертвенный холод, будто я голым упал на дно могилы. В лицо наотмашь ударил воздух, пахнущий сырой землёй и ладаном. Перед глазами поплыло, и я с трудом устоял на ногах, схватившись за дормез.

— Вот так это делается, — усмехнулся монах, — а не твои «шарики» да «молоточки». И думать забудь сию глупость.

Монах руками словно потянул верёвку, и из низинки полезли опричники. Мёртвые. Все до единого. Белёсые бельма вместо глаз, пальцы скрючены, как птичьи лапы, рты открыты и скалятся чёрными зубами.

— Младенчик ты, Константин, в некромантии, несмышлёныш.

Он щёлкнул пальцами. Опричники остановились, на секунду замерли статуями, а затем рассыпались серым прахом. А вместе с ними обращались в ржавчину и их механические кони. Лишь Мамонов задержался, глядя на меня мёртвыми глазами, но и он в конце концов опал на землю горкой пыли.

— Поехали, — инок отряхнул руки, — далеко ещё до твоей усадьбы? Обедать давно пора, да и проголодался я на свежем воздухе.

— Не очень, — я поклонился ему, — учитель. Или как мне вас называть?

— Отцом Лукианом зови, — старый некромант поморщился. — Отвык я от другого обращения. А учителем не смей, у всех нас только один учитель — Бог!

Он поднял палец и указал на небо.

— Понял меня? Вот и