Собственные записки. 1835–1848 - Николай Муравьев-Карсский

Сказанные мне графом Воронцовым обстоятельства дают повод к заключению, что он в сем случае служит орудием англичан, желающих разведать и удостовериться в истине дошедших до них сведений, что, кажется, весьма правдоподобно.

22-го я выехал из Алупки, расставшись очень дружелюбно с графом Воронцовым, и поехал верхом на Байдары через лестницу. Она довольно известна. Я удивлялся, как человеку могла придти первая мысль устроить дорогу через высокую отвесную скалу, так как не видно даже снаружи возможности проникнуть через сие место на северную покатость горы.

В Байдарах меня ожидала коляска, в коей я приехал в Севастополь, а 23-го приехал сюда.

При выступлении 13-й дивизии встречались затруднения в размещении больных, по предположениям (еще сделанным в начале весны) занять для сего бахчисарайские казармы. Имея уже на это согласие губернатора, я просил графа Воронцова о переводе туда отделения госпиталя; но он стал противиться сему, говоря, что через сие лишается он доверенности между жителями, построившими сии казармы по приглашению его для войск, а не для больных, невзирая на то, что больных совершенно негде было поместить. Он согласился на сие только, когда я ему объявил о согласии губернатора, и обещался сделать все нужные к тому распоряжения.

По прибытии моем сюда я получил отношение от Казначеева, коим он уведомляет меня, что все к прибытию больных уже было готово в Бахчисарае. Зная неосновательность его уведомлений из прежних опытов, я усомнился в справедливости сего и послал адъютанта своего Лауница в Симферополь и Бахчисарай, дабы удостовериться в сем. Уведомление Казначеева оказалось ложным и, хотя его лично уверял Казначеев в готовности всего, но Лауниц отвечал, что в одних стенах нельзя поместить больных, и пошел к Воронцову, который в то время находился проездом в Симферополе. Воронцов был очень недоволен сим требованием, ибо воображал себе, что он уже все сделал; но Лауниц настоял и, отыскав у него в делах мой рапорт, приготовил по нему исполнения и доставил их к Воронцову чрез состоявшего при нем дивизионного доктора к подпису. И этими усиленными мерами только можно было достигнуть призрения больных, коих совершенно некуда было поместить. Сам Воронцов и в особенности Казначеев не только не прилагают никакого старания для успокоения войск, но, напротив того, употребляют все средства для возрождения, сколько можно более препятствий к сему, и самого исполнения высочайшей воли должно достигать не иначе, как посредством усиленных мер и настояний.

31-го. Я сел на корвет «Месемврия»[59] и поплыл в Одессу, откуда располагаю съездить в Бендеры и Киев.

Одесса, 2-го сентября

31-го августа и 1-го сентября продолжались штили в море, отчего мы весьма мало подвинулись; но с полночи на 2-е поднялся очень сильный NО, с коим нас принесло сего числа в 2 часа пополудни к Одессе, после благополучного и утомительного от сильной зыби и волнения плавания.

Киев 7-го

Из Одессы я располагал проехать в Киев через Бендеры, где я хотел осмотреть войска, но получил известие, что 2-го ввечеру приехал из Харькова от графа Витта курьер к графу Воронцову с уведомлением о третьей перемене в маршруте государя, по коей он ускоряет приездом своим. Я немедленно 3-го же числа ввечеру отправился прямо в Киев. Дорогой я узнал на станциях, что выставка лошадей на Житомирской тракт была остановлена, и что государь не поедет более в Киев и в Польшу, как сие прежде предполагалось; а в Белой Церкви я узнал, что государя опрокинуло в Пензенской губернии, и что он остался в городе Чембаре[60] лечиться от вывиха руки. Слухи сии подтвердились по приезде моем вчера в Киев, и я решился ожидать здесь возвращения полковника Звегинцова, посланного графом Гурьевым в Чембар для узнания определительно о состоянии и приезде государя.

11-го ночью приехал Звегинцов и так как государь определительно отменил свой приезд сюда, и отъезжает 12-го в Петербург, то и я выезжаю сего числа обратно в Крым через Бендеры, где я располагаю осмотреть лагерь 14-й дивизии.

С 12-го на 13-е я ночевал в Ольгополе[61]; 13-го делал в Балте смотр двух рот Виленского полка и приехал ночью на 14 число в селение Мелаешты, а 14-го в Бендеры, где в тот же день осмотрел 1-ю бригаду 14-й дивизии, коей остался доволен. Переночевав в Бендерах, я смотрел 15-го в Тирасполе две парковые батареи и на ночь того же дня приехал в Одессу, где получил уведомление Адлер-берга об отправлении 13-й дивизии из Севастополя морем чрез Одессу на зимние квартиры. Я поспешил возвратиться и, сев на корвет 16-го, в тот же вечер снялся с якоря, а 18-го поутру вышел на берег в Евпатории.

27-го я выехал из Евпатории, ночевал в Симферополе и 28-го приехав в Севастополь, немедленно объехал все суда эскадры, на которую уже были посажены войска 2-й бригады 13-й дивизии.

Евпатория 6-го

30 сентября эскадра отправилась в море, и сегодня получено мною донесение о благополучном прибытии ее. 30-го же я возвратился в Симферополь и пробыл у брата 1 октября, а 3 ноября прибыл со всем семейством благополучно в Могилев.

31 декабря

В проезд мой через Николаев в октябре месяце я узнал, что все обозы 13-й дивизии осматривались на заставе комиссиею, наряженной по распоряжению морского начальства для отыскания в них металлических припасов казенного ведомства. Повод к сему был следующий. Командир нестроевой роты Виленского егерского полка поручик Ульяновский был удален от командования перед выступлением обозов из-под Севастополя, когда полки отправились на свои квартиры морем через Одессу. Опередив обозы, с коими он следовал, он приехал на Николаевскую заставу и объявил смотрителю, что в 11 фурах Виленского полка везлось казенное имущество, купленное в Севастополе. Смотритель передал сие начальнику штаба Черноморского флота контр-адмиралу Авинову, который за кратковременным отсутствием Лазарева донес о сем остававшемуся старшему в Николаеве генерал-лейтенанту Тулубьеву. Тулубьев, безызвестное лицо, человек старый и доживающей на службе годы свои в малом занимаемом им месте в Николаеве и, действуя по наущению Авинова, нарядил комиссию для освидетельствование всех обозов 13-й дивизии, проходивших через Николаев и, найдя в фурах Виленского полка железо и медь, послал с нарочным курьером донесение о сем в Петербург. Освидетельствование виленских фур было правильно; касаться же прочих обозов по одному подозрению, казалось бы, не должно. Но главное действующее в сем случае лицо, Авинов поступил еще хуже: он поместил в донесении Тулубьева, что железо сие и медь были куплены для перепродажи их с выгодой в Польше, говоря, что сие показал Ульяновский. В фурах прочих полков не было ничего найдено.

Такое происшествие было для меня очень неприятно. Лазарева опять не было в Николаеве (он накануне уехал в Очаков, где спускался новой фрегат). Я послал плац-майора Николаевского к Тулубьеву, чтобы отменить обыск имевших проходить на другой день солдатских обозов Белостоцкого полка, что и было сделано по моему требованию. Узнавши, однако же, что Лазарев уведомлял меня о случившемся, и что бумага была послана ко мне в Одессу, я потребовал из канцелярии его копию и тогда же написал ему ответ, коим просил его доставить мне ведомость о найденных материалах, дабы я мог с большей основательностью раскрыть виновных, и просил его о том же уведомить меня, какие он имел достаточные поводы обыскивать обозы других полков, дабы по тем же причинам и я мог продолжать в них свои разыскания, и сообщить мне, с какого повода он просил моего покровительства Ульяновскому: ибо я через сие мог заключать, что дивизионный и бригадный командиры подвергались подозрению. Между тем я предписал дивизионному генерал-майору Соболевскому разузнать сие дело и донести мне о том, что окажется. Ответ Лазарева был довольно странен. Он оправдывался сомнением, наведенным на другие полки и, выставляя мне как благородных людей командиров полков 1-й бригады, дивизионного начальника и бригадного командира, полагал, что сим обыском он уже снял всякое подозрение с первых. Ответ сей был не складен и более всего показывал, что Лазарев завлечен был в сие дело предшествовавшим донесением государю, сделанным в его отсутствие; ибо обстоятельства сии должны были кончиться между Лазаревым и мною, и никто бы из нас не упустил в сем случае исполнить свою обязанность. Я получил сей ответ уже здесь, Лазарева же не видел в Николаеве, хотя я там и ночевал (он возвратился на другой день после выезда моего).