Он спас Сталина - Анатолий Терещенко

— Кто хозяин на Украине? — буквально взревел Сталин, видя очередную глупость партийного блюдолиза. — Посмотрите на часы!

Первый секретарь компартии Украины не понял сталинский подтекст, бросил взгляд на часы и только потом уразумел, что имел в виду вождь, — война стучится в дверь страны, а он с расстрелами врагов народа.

И опять же это он потом, придя к власти в результате подковерной возни, через интриги и коварства, распорядился, как мясник, расправиться со своим еще недавним другом

Лаврентием Берией в подвале штаба Московского военного округа, а генеральному прокурору Роману Руденко, поддерживавшему обвинение против Виктора Абакумова, на его вопрос — «Что делать? Как дальше быть с осужденным — суд ведь завершился?» — гаркнул в телефонную трубку: «Кончайте его!» То есть застрелите, как скотину, как зверя. Это был не суд, а судилище. Тем более смертная казнь была в то время отменена.

А начальника 4-го Управления НКГБ СССР, занимающегося разведкой, заброской в тыл к немцам нашей агентуры и диверсионными актами, генерал-лейтенанта Павла Анатольевича Судоплатова только за то, что работал в «эпоху» Берии и часто бывал у Сталина на докладах, упек на 15 (!!!) лет во Владимирскую тюрьму. Лучший руководитель разведки и диверсант Страны Советов просидел в казематах весь отведенный срок — от звонка до звонка. Там он ослеп и дважды заработал обширные инфаркты. Он словно забыл тургеневскую притчу: «Идите вперед, пока можете, а подкосятся ноги — сядьте близ дороги да глядите на прохожих без досады и зависти: ведь они недалеко уйдут».

Недалеко ушел и Хрущев, заклеймивший тирана, но и сам оказался проклинаемый родственниками тех, у кого обманом и местью забрал жизнь. Таких людей было много, очень много, хоть он и пытался очиститься от скверны, от греха путем уничтожения своих и чужих архивов. Но, увы, — архивы не горят! Во всяком случае — не все!

* * *

А вот еще один пример конфронтации Берии с Абакумовым.

Сталинградским фронтом в июле-августе 1942 года командовал генерал-полковник Василий Николаевич Гордов, который в общении с подчиненными был груб и порою даже жесток. Кроме всего прочего от командиров разных степеней во фронтовое управление особых отделов, которым руководил генерал Николай Николаевич Селивановский, поступали жалобы об ошибках и некомпетентных решениях командующего, могущих привести к тяжелым последствиям для войск. Не раз военный контрразведчик обсуждал этот вопрос с членом Военного совета фронта Н.С. Хрущевым, но тот держал нос по ветру, уходя от обсуждения кадрового вопроса.

— Николай Николаевич, Гордов, конечно, вспыльчивый, даже злой человек и никудышный командир, но вы же должны меня понять, я его подчиненный. Мне как-то неудобно «капать» на командующего, — хитрил Никита, понимая, что командующий назначен с одобрения Сталина.

— Но, Никита Сергеевич, понятия «Гордов и боеспособность», «Гордов и жизни тысяч наших солдат и офицеров» туго связаны между собой. Судьбы людей и должность — это разные категории, — пытался втемяшить это в крупную голову члена Военного совета фронта генерал Селивановский. — Судьбы людей в настоящее время в руках командующего.

— Я понимаю, каждый бой, каждое сражение приносят нам ужасающие потери, мои политработники тоже ропщут, — крутился Хрущев, как карась на сковородке.

С другой стороны, он как бы подталкивал главного особиста фронта к судьбоносному решению — взять на себя смелость доложить в Москву самому назначенцу командующего. И вдруг 25 июля 1942 года эта смелость конкретно реализовалась. Николай Николаевич, понимая всю опасность сложившейся обстановки и боясь потерять дорогое время, совершил поступок. Он решился отправить в Москву телеграмму… самому Сталину, через головы членов Военного совета фронта, непосредственного начальника Управления особых отделов Виктора Абакумова и наркома НКВД Лаврентия Берии. Этот документ спасал Сталинград от падения, которое произошло бы в первой декаде августа, максимум — в конце месяца — обстановка способствовала тому.

Шифровку в Москву готовил его подчиненный капитан М.А. Белоусов. Михаил Александрович, впоследствии ставший генерал-майором, руководителем окружного масштаба, вспоминал, что в подготовленной шифрованной телеграмме излагалась сложившаяся критическая обстановка на фронте, давалась отрицательная характеристика Гордову как военачальнику и человеку. Сообщалось также о негативной реакции в войсках на его назначение и командование. В конце указывалось соображение, что при назначении Гордова рекомендовавшими его товарищами на высокую должность допущена серьезная ошибка, которую необходимо как можно скорее исправить.

Селивановский знал, какой опасности он себя подвергает, на какой риск идет. В кругу же своих сотрудников, посвященных в содержание шифровки, был откровенен:

«Не важно, что будет со мной, что станет с нами. Главная сегодня задача — спасти Сталинград. Спасти страну. С Гордовым мы ее не спасем, мы проиграем битву и потеряем Сталинград! А с потерей Сталинграда можем потерять и Россию. Отступать дальше некуда! После возможного падения города-твердыни на Волге японцы осмелеют на Дальнем Востоке. Это очень и очень опасно для армии и государства».

На следующий день из Москвы пришла телеграмма. Николая Селивановского вызывал нарком внутренних дел.

«В Москве, — вспоминал Селивановский, — Берия долго меня ругал, заявляя, что я сую нос не в свое дело, что назначение командующих фронтами — прерогатива Ставки и Верховного главнокомандующего».

Начальник Особого отдела фронта держался стойко и достойно. Он еще раз высказал свою озабоченность такой обстановкой и подчеркнул, что действовал не столько как чекист или коммунист, а как человек, совсем не безразличный к тому, что происходит на фронте.

— Идите, будем разбираться, — буркнул Берия и схватился за звонящую телефонную трубку…

В отличие от Берии Абакумов воспринял информацию своего подчиненного спокойно. Берия же после встречи с Селивановским вызвал Виктора Семеновича и начал орать:

— Какого хрена твой Селивановский лезет в ж…пу, суется не в свои дела? Ты что, всем своим подчиненным так разрешаешь работать? Это же настоящий бардак! Нашелся полководец! — кипятился раскрасневшийся Лаврентий Павлович, меряя быстрыми шажками коротких ног красную дорожку кабинета.

— Нет, это наши общие дела, они касаются судьбы страны, а насчет ж…пы это вы слишком неосмотрительно указали на

Кремль, — последовал дерзкий ответ набиравшего силу и авторитет начальника военной контрразведки.

Берия понял свою роковую оплошность.

— Что ты мне хреновину несешь, патриоты дешевые нашлись, как сговорились, — продолжал злиться Берия из-за того, что Селивановский вышел на Верховного напрямую. Гремел словами он недолго, а потом стал сдавать. Он действительно перепугался вылетевшего невзначай язвительно-опасного слова.

— Разрешите идти? — обратился к наркому Абакумов.

— Идите, — торопливо проговорил Берия и стал размышлять, одновременно пугая и успокаивая себя: «Вот будет выволочка, если Абакумов заложит меня Иосифу. Думаю, Хозяин не поверит ему. А может, Виктор и не скажет. Надо признаться, он порядочный в этих вещах. Так что, спокойно, Лаврентий, спокойно, не подавай вида этому молодому начальнику, что испугался. Он же еще мой заместитель в НКВД».