Психические расстройства и головы, которые в них обитают - Ксения Иваненко

Одна девушка нашла в гараже цепь и обматывала её вокруг своей руки, от этого становилось очень больно, но следов не оставалось. Это выводило её из состояния овоща, возвращало в реальность и давало почувствовать, что она всё ещё существует.

На Тамару так давили родители, что ей каждый день приходилось бороться за то, чтобы быть лучше всех: получать высшие оценки, побеждать на всероссийских олимпиадах, лучше всех петь в хоре. Когда Тамара уставала заниматься, она брала в руки ремень и хлестала себя, наказывала за то, что отдыхает, а не работает.

Илью так бесили его коллеги, что у него не получалось справиться со своей злостью, и вместо того, чтобы сменить работу, он приносил с собой в офис лезвие и резал себе в туалете ноги, лишь бы выпустить эту агрессию и не прибить никого.

В подростковом возрасте одна девочка возненавидела свою мать, она не знала, куда девать эти чувства, и циркулем нацарапала у себя на руке фразу: «I HATE YOU» (с английского – я тебя ненавижу).

У Насти возникли личные трудности, но в их семье не было принято жаловаться, и она билась головой об стену, разбивая лоб в попытках избавиться от навязчивых мыслей. Ей хотелось перестать думать.

Никите не хватало личного пространства, и после того, как люди в очередной раз нарушали его зону комфорта, он резал себя, и каждый порез для него был границей, которую он заново вырисовывал у себя на коже.

Оля наткнулась в социальной сети на группу, где было модно выставлять фотографии своих изрезанных конечностей. Поддавшись чужому влиянию, она начала делать то же самое. Она подкрепляла свою моральную боль физической, увеличивала свои страдания, доводя их до абсолюта.

Катя и её сестра зачастую не могут выразить свои эмоции и занимаются селфхармом. Они никогда не преследовали цель убить себя, но методично наносили порезы бритвой, разбивали костяшки пальцев об стену, царапали сами себя, вгоняли иголки в кожу, кусали. Но они смогли справиться с этим и заменили физические истязания на рисунки сплошь чёрным цветом, на записи в дневнике. Это переключение помогло не сразу, пришлось учиться, но в итоге им удалось окончательно отказаться от самоповреждений.

Таких людей очень много, они ходят с вами на работу и учёбу, вы знакомитесь с ними в кафе. Вы можете даже не подозревать, что ваш близкий человек режет себя, но, столкнувшись с этим, вы должны попытаться его понять. Больше всего такому человеку необходима поддержка. Многие тщательно прячут следы самоповреждений, но иногда шрам выглядывает из-под рукава, и одноклассники начинают осуждать несчастного, уверенные, что это всё ради того, чтобы привлечь к себе внимание. Другим же правда необходимо, чтобы их выслушали и обняли. Они боятся об этом заявить, они хотят попросить помощи, но не могут. И тогда единственным способом обратить внимание окружающих на свои проблемы для них являются демонстративные самоповреждения.

Есть много способов причинить себе вред. Я сама в моменты отчаяния валялась по полу и откусывала маленькие кусочки кожи со своих коленок. Не так важно, какой способ самоистязания ты выбираешь, важно осознать, что это не выход. Как только в вашей голове возникают мысли повредить себя, расскажите об этом близкому человеку, обратитесь за помощью к психиатру или психотерапевту. Говорить о своих проблемах – это нормально. А вот причинять себе вред – не очень.

В день госпитализации я стояла перед третьим отделением и изучала табличку на стене.

Посещение больных:

Среда, суббота, воскресенье: с 10:00 до 13:00 и с 16:00 до 17:00.

Я посильнее стиснула руку Саввы и изо всех сил попыталась свыкнуться с мыслью, что теперь я буду его видеть очень редко. Как и родителей. Как и друзей.

На протяжении всех месяцев, которые я провела в больнице, каждую неделю меня навещали мои близкие люди. Польза от их поддержки стояла наравне с целительным эффектом лекарств и разговорами с врачами.

В изоляции я поняла, насколько важно поддерживать своих близких, любить их и выражать свои чувства. Иногда это единственное, что способно вытянуть из болота боли и тревоги. В моменты отчаяния, которые частенько накрывали в психушке, не было ничего ужаснее равнодушия. Когда собственных ресурсов не хватало, мне помогали родители, Савва, друзья и подписчики. Добрые слова заставляли меня хотя бы на время перестать рыдать и высунуть свой сопливый нос из-под одеяла.

Мама и папа регулярно привозили тонну съестного. Забирали стирать моё грязное бельё и привозили сменное. Они занимали меня домашними разговорами и верили в моё скорейшее выздоровление. Наташа приезжала ко мне почти каждую неделю, дарила букеты цветов, они украшали палату, а я каждый раз улыбалась, глядя на них. Очень часто навещала Настя, мы общались с ней так, будто ничего не произошло, и меня это на время успокаивало. А однажды во время её визита приехал мой старый друг Женя, они познакомились и теперь живут вместе. На эту пару можно долго любоваться, и я рада, что моё пребывание в психушке способствовало образованию новой любви. Навещал и поддерживал Олег, всегда привозя всё самое необходимое, начиная от контактных линз, заканчивая книгами. Когда в комнату для посещений заглядывала Гулицкая, всё становилось светлее от её возгласа «масечка». Саша, побратим по болезни, вытаскивал меня в торговый центр, и с ним в толпе людей было не страшно. Музыкальная группа «Макулатура», Женя и Костя, сидели напротив меня на стульях и поддерживали, расспрашивая о моём состоянии, хотя Женя сам только вышел из дурки, и они оба были не в лучшем состоянии. Меня навещали мои старые знакомые, бывшие коллеги, люди, которые едва знали, но переживали из-за моей болезни. И, конечно, Савва, самый родной человек. За всё время приёма он мог не отпускать моей руки, смешил меня и учил радоваться жизни, несмотря на то, что мы уже больше не будем жить вместе.

Я так благодарна этим людям, что не знаю, как это выразить. Упоминание их в книге – меньшее, что я могу сделать.

Но у любой палки два конца. Я была благодарна всем тем, кто меня поддерживал, но помимо боли, тревожности и уныния в больнице меня стало разъедать ещё кое-что. Оно обострялось после визита гостей. Это было чувство вины.

Я вижу впереди идущего папу, его спина сгорблена сильнее обычного, он будто несёт мою болезнь на своих плечах. Рядом идёт мама, она ни на секунду не умолкает: рассказывает про свою подругу, про погоду, про моих потешных крыс, которые у них на передержке. Такое ощущение, что если она замолчит – всё рухнет. Рухнет эта иллюзорность нормальности. Меня начали выпускать на прогулки, мы вместе идём в магазин, родители купят мне всё, что я захочу. В реальной жизни я не могу припомнить такого момента, когда бы в корзинку клалось всё, что приглянется, и предлагалось взять ещё. Разве что только в детстве, когда мы жили в Америке. Но покуда я в психушке, мы будем делать вид, что счастливая жизнь возможна. Папа и мама будут делать вид, что мы не упустили тот момент, когда их дочь сошла с ума.

Когда приходит Савва, счастью моему нет предела. Он обнимает меня и знает, что надо сделать, чтобы моя улыбка засияла ещё ярче. Я готова всю жизнь просидеть рядом с ним, ничего мне не нужно, лишь бы он был рядом. Но это как раз та моя черта, от которой я здесь лечусь. И я знаю, что когда я выйду отсюда – вместе мы не будем. Надо научиться с ним дружить.