Ваша жизнь больше не прекрасна - Николай Крыщук

— Как ты это странно сказал: «верил в смерть». Разве в нее можно верить?

— Ты что-то хотела меня спросить? — сказал я.

— Антипов в папке, — невозмутимо ответила Зина.

К своему стыду, я действительно не помнил, когда у Зины день рождения. Это помогло бы мне избавиться от вопроса, который и без того в здравом уме был невозможен. Весна нынче или осень? А и правда, Зиночка, какое нынче время года? Завтра у тебя день рождения, это я помню, как же. Но… но… Или так: кстати, ты кто по знаку Зодиака?..

Вместо этого я сказал:

— Ну и погода сегодня. Не поймешь: то ли весна, то ли осень?

— Возраст, Костик. Лет двадцать назад тебе бы этот вопрос и в голову не пришел.

Я неопределенно хмыкнул и углубился в личное дело свежего покойника.

Владимир Сергеевич Антипов при своей жизни занимался акустикой, стоял едва ли не у истоков электронной музыки, занимался имитацией природных звуков и шумов, голосов птиц и животных. Почти коллега. И сам он, как водилось у «шестидесятников», был не чужд сочинительства: в программках филармонических концертов конкретной музыки стояли его композиции.

По молодости он охотно писал для популярных журналов и, надо сказать, писал превосходно. Вообще, вдохновенный был человек, он мне уже нравился. Лицо как будто знакомое, что-то между Ноздревым и Пьером Безуховым. В безвинных и шалых глазах читалась внутренняя сосредоточенность уссурийского тигра. С таким на дурачка не проедешь. Простодушного, может, и пощадит, но объегорить себя не даст, а наживку из лести даже не заметит. Я уже досочинял образ: Антипов был умен не только ученым умом, но и человеческим, не специальным, а общим.

Жаль, что мы не встретились раньше. Во фланелевой, расстегнутой на две пуговицы рубашке… Губы в улыбке, не собраны, как у школьника, нечаянно поставившего кляксу. Но и про уссурийского тигра забывать нельзя.

Над многими вещами Антипов заставил меня задуматься впервые. В народных верованиях голос, утверждал он, это принадлежность освоенного человеком пространства. Голос человека, животного, музыкального инструмента существенная примета «этого мира». В заговорах болезни изгоняют туда, где не кричат петухи, не блеют овцы, не звучит волынка, не поют девушки. Недаром и во время поминок их участники общаются друг с другом шепотом, то есть без голоса. И напротив, если сорвется голос у кого-либо из поющих в церкви во время венчания, это может повлечь смерть одного из новобрачных.

Меня все больше захватывало это путешествие скорее фольклориста и философа, чем акустика. Особенно задело, что голос мыслился чем-то «отчуждаемым от человека», то есть как бы не совсем ему принадлежащим. Это тут же связалось в мозгу со змеиными песнопениями Варгафтика по поводу моего радийного голоса. Получалось, что часть меня была в некотором роде больше, чем я сам. Можно погубить человека, но сохранить его голос, и, напротив, голос может пропасть, а человек будет продолжать жить. Обладательницы хороших голосов старались не петь после захода, потому что ведьмы, получающие в это время особую силу, могли их его лишить. Отнимая голос у человека, нечистая сила завладевала его душой, отбирала силу, после чего тот медленно умирал.

Ни фига себе! Выходит, мое дело не так просто. Я уже готов был принять это суеверие за научно доказанный факт. Голос был при мне.

Чем дальше, тем сведений об академике становилось меньше. Можно было только догадываться, что он сосредоточился на воссоздании исключительно человеческого голоса и что кому-то это было очень нужно.

Собственно, автоматические голоса телефонных, компьютерных служб нам известны давно. Грамотному технологу достаточно скольких-то там часов диалога, чтобы наметить базовые фонемы и интонации, звуки, объединяющие слоги в слова. Однако высочайшего уровня точности, как скромно сообщалось в одной статье, Natural Voices пока не достигла. Голос все еще неестественно колеблется, а некоторые слова произносятся с неверной интонацией, однако пропасть между компьютерной и человеческой речью становится все уже. «Голоса, включенные в программу AT&T, были синтезированы из аудиозаписей голосов настоящих людей, таким же образом может быть синтезирован любой другой голос». Над этим мой академик, видно, и бился.

Нетрудно было предположить, что заказ исходил от политиков и военных. Над идентификацией человеческого голоса работали в тюремной шарашке еще герои Солженицына. Ничего не изменилось. Политтехнологии все больше зависели от технологий научных. Но Антипов-то каким образом попал в эту компанию? Или это «казус Сахарова», и, Варгафтик прав, все мы играем в одной и той же затянувшейся пьесе? Зря Александр Сергеевич мучился вопросом о гении и злодействе, его самого давно уже прибрали к рукам.

Мой изобретатель, похоже, был не в курсе того, кто и для чего использует его темперамент. Он двигался глазами назад, обращенными в детство человечества. Потому что «высочайшую двигательную, мимическую, вокативную имитативность» мы находим уже в «раннем онтогенезе нормального ребенка». И, видите ли, еще «французский психолог Р. Заззо констатировал, что у ребенка в доречевом возрасте, начиная с одного месяца, подражание имеет больший размах, больший диапазон, чем у обезьян, в том числе у детенышей обезьян». Я заметил, что академик с годами стал переходить на научный жаргон. Может быть, к этому обязывала секретность, но в популярных статьях он мне был милее.

Тем не менее я с любопытством прочитал, что «глубокие олигофрены — идиоты и имбецилы — в необычайной степени имитативны (эхопраксичны) по сравнению с нормальным человеком. Отмечается чрезвычайно сильная выраженность подражания у имбецилов в детском возрасте. Эти дети приспосабливаются к реальной действительности не путем усвоения понятий и значений слов, а путем подражания действиям воспитателя». При этом имитация часто носит бессмысленный, бесцельный характер… Врач говорит «поднимите руку», но больной только повторяет эти слова «поднимите руку», не делая движения. «Последний пример показывает, что в этот синдром непроизвольной автоматической имитации входит как составная часть вокативно-речевая имитация: эхолалия».

Вопреки этим патологическим картинкам я подумал, что когда-то человек был счастливее, тоньше, виртуознее, а главное, ближе к природе. Да, собственно, почему вопреки? Болезнь не только показывает наше несовершенство и уязвимость, что мы всякий раз малодушно принимаем за случайную напасть, она подает сигнал тем ресурсам, с которыми человек опрометчиво расстался в дороге. Быть может, она говорит о том, что он вообще ошибся дорогой.

Руссо, как и многое из читанного в детстве, превратился в одну из моих фундаментальных фантазий. Рацио стало позднейшей надбавкой, которая принесла людям больше тягот и огорчений, чем радости. Здесь парадоксальным образом это доказывалось на примере детей и идиотов, у которых еще (уже) нет разума, но зато они способны феноменально воспроизводить природные звуки. Недаром юродивые и калеки всегда вызывали в людях трепет страха и ощущение тайны. Природа компенсирует ущерб и, чтобы сохранить баланс, иногда пускает в ход скрытый, непостижимый для нас резерв, который мы называем чудом или гениальностью.