Ваша жизнь больше не прекрасна - Николай Крыщук

— Да вы забыли, что ли, что нас уже нет? — снова захныкала дама.

— Я, честно говоря, забыл, — сказал декадент. — А чего такого-то? Там на нас срали и здесь кладут. Не оскалишься, не пожрешь.

— Ну, разве что иногда… мельком… посещает, — послышался за моей спиной проникновенный мальчишеский тенорок. — Что-то вчера в нос попало, чихнул, запахло… Как после грозы, знаете, когда сразу и черная смородина, и крапива, и укроп. Подумал: «Как хорошо жить!» И тут только вспомнил.

Я обернулся.

Лирический мальчик стоял надо мной и улыбался. Я скорее почувствовал, чем понял, что он красив. Разглядеть его было нельзя, он стоял слишком близко, да к тому же — ракурс снизу. Но красив, определенно, это читалось на лицах окружающих, безоружных — у женщин и снисходительных у мужчин. Помню, я первым делом подумал: «Что ему от меня надо?»

Тело вообще реагирует быстрее, чем мысль. В приближении мальчика был эротический вызов, хотя не мог же я решить, что он станет соблазнять меня на глазах у этой скорбной компании. Однако в каком-то смысле, как покажет будущее, я оказался прав.

— Константин Иванович, я за вами. От Льва Самойловича. Срочно просит. Мобильник ваш не отвечает. Вот, даже записочку для верности передал. — Мальчик, похоже, не чувствовал никаких затруднений в переходе от драматического воспоминания о запахе смородины к этому деловому сообщению. Тот же ласковый, не всерьез обиженный и жизнерадостный голос. Бывают такие счастливые натуры. Меня эта ровность почему-то раздражала.

Записка опустилась близко от моих глаз, так что первым движением я промахнулся.

— Да что вы ее под нос-то суете?!

— Извините. Лев Самойлович так меня торопил. Прямо очень. Я подумал, что случилось.

— Ну так отдайте уж мне! Клещом вцепился и не отдает.

Я чувствовал, что нехорош, меня трясло. У мальчика, видно, свело от волнения пальцы. Левой рукой из своего правого зажима он вынул записку и передал ее мне. Варгафтик просил срочно прийти к нему с антиповской дискетой.

Само по себе общение при помощи посыльного с запиской было необычно. Как будто меня можно было упустить, и поэтому выслали конвой. Мальчишка что-то такое и сказал: «для верности». И потом, к чему такая срочность?

Эфир завтра, а Варгафтик был верен слову — мои сюжеты не подвергались никакому контролю, кроме технического.

Но что-то меня еще смущало. Что?

— Хорошо, я сейчас, — сказал я мальчику.

— Лев Самойлович просил вас сопроводить.

Ага, значит, все-таки конвой. Даже интересно. Или мне чудится? В жизни, сколько помню, я не страдал мнительностью.

— Ну, тогда вперед!

— Нет, наверх не надо, — остановил меня посыльный, — пойдем через двор. Так короче.

— Через двор?

— Вы разве не знали? Я думал, вы здесь все знаете. Ведь вы старожил. Через внутренний двор, насквозь через северное крыло, а там лифт.

Странно, действительно, что никто при мне до сих пор даже не обмолвился об этом пути. Авторитет мой в глазах посыльного, похоже, упал. Все они такие, по-стариковски подумал я, профессией не успели овладеть, а потайные ходы знают.

В подвале спутник легко нащупал металлическую дверь, три ступеньки наверх — и мы во дворе.

Я посмотрел в небо. Оно уже отходило к ночи, сизо-синее, облака легкие, как будто вылетели только что из печных труб. А снег на крышах еще розовый…

Через двор навстречу нам шел Володя Выпорепечь из бригады дежурных операторов. Эти работали сутками и всегда находились в параллельном состоянии. То есть взгляд их в любое время суток пребывал в полудреме, а голоса продолжали бодрствовать под гипнозом ответственности. Суета цейтнотов не могла помешать работающему внутри них дежурному хронометру. Вид Володиных брюк свидетельствовал о коротком и тревожном сне в аппаратной.

— Далёко? — спросил он меня, зябко прищурившись.

— Варгафтик хочет видеть, — ответил я.

Володя посмотрел на меня внимательней, с хмурым удивлением.

— Сам хочет?

— Ты Лёвушку не знаешь?

— Я только сейчас пытался к нему проникнуть. Вокруг него трое в черном, сразу видно, с недобрыми полномочиями. А он сидит в своем кресле как арестованный, улыбается и молчит. Я ему то, сё. Молчит и улыбается. Выбивает на столе пальцами танец маленьких лебедей.

И тут я вспомнил, что именно поразило меня в записке. Тем же почерком было написано заявление вдовы Антипова. Не мог Варгафтик по собственной прихоти пойти на эту духарилью. Криминалом пахнет за версту. Обвинят в сговоре. И уж тогда ни при какой погоде не удастся мне подтвердить факт своей смерти.

Теперь я почти не сомневался, что мальчик ведет меня в ловушку.

— Как вас звать? — спросил я.

— Алешей.

— Подождите, пожалуйста, здесь. Я не взял дискету, которую ждет Лев Самойлович.

Времени было в обрез, а я еще ничего не успел понять и тем более придумать.

Зина застегивала надетую поверх блузки малиновую кофту, спешно что-то дожевывая и засовывая дискету в конверт.

— Костик, что-то случилось. Мальчишка за тобой прибегал, вылитый Ди Каприо. А сейчас звонил сумасшедший Варгафтик, требует тебя или, в крайнем случае, дискету с Антиповым. Я пошла?

— Давай сюда!

— Тэ, тэ, ты чего?

— Зина, можешь мне помочь?

— Нет проблем.

— Проблемы как раз есть. Какое сегодня число?

— Двадцатое.

— Месяц! — закричал я.

— Март, — удивленно сказала Зина. — День рождения же у меня завтра.

Теперь я, по крайней мере, знал, что у них по часам март. В заметке было написано, что Антипов на суде выступал два дня назад, восемнадцатого. Без указания месяца, разумеется, газета выпускалась не для сумасшедших. Но дата стояла под заявлением. Я не обратил на нее внимания, хотя свой мучительный вопрос мог уже тогда разрешить легче легкого.

С датами у меня давно сложились отношения несуразные, пропускал не только чужие дни рождения, но и свои часто становились новостью. Родные не обижались. Выбирая между «равнодушный» и «блаженный», они из благоразумия предпочли второе. Не превращаться же и мне теперь в педанта. Дату под заявлением, однако, надо было проверить, что я и сделал на глазах удивленной Зины.

— Точно, семнадцатого третьего. Значит, академик выступал в суде на следующий день после своей кончины. Зина, мне надо срочно где-то укрыться. Можешь чего-нибудь сообразить?

— В каком смысле? Есть ключи от кладовки. Там я храню фонотеку.

— Где?

— Тебе объяснять, все равно не поймешь.

— Тем лучше.