Жизнь взаймы у смерти - Марина Болдова

* * *

Алена не находила себе места. Она звонила в справочную аэропорта – рейс, которым должен был вернуться Виктор, приземлился вовремя. Умом понимая, что тот никак не сможет приехать к ней, пока не оформит печальный груз (ужас как звучит!), она все же надеялась на его звонок, что, мол, все нормально. Хотя, какое уж тут нормально?!

Когда он днем звонил из Краснодара, что возвращается, она не сразу поняла, почему он говорит лишь о себе. Задала вопрос о Полине. По его молчанию догадалась – Полины больше нет, ушла вслед за дочерью. Не сумев скрыть ужас, вдруг заплакала в трубку, жалея его, Виктора, всем сердцем. Никаких слов не нашла, да и не искала, будучи уверенной, что тот уже понял, как ей за него больно.

Позвонил Виктор уже после визита Беркутова. Вспомнив о нем, Алена внутренне усмехнулась: то, как общалась Лизка с отцом, удивило и даже обрадовало. Беркутов смотрел на нее с нежностью, Лизка, поймав взгляд, не смущалась, а открыто улыбалась в ответ. Алена даже пожалела, что столько лет прятала от него дочь.

Лизка рассказывала о Германе, а Беркутов слушал внимательно, пару раз задав один и тот же вопрос: «Ты что, влюбилась?» И так это прозвучало ревниво, что Алена еле сдержалась, чтобы не рассмеяться в голос, уж очень потешно выглядел в эти моменты Егор. В первый раз Лизка вопрос проигнорировала, во второй огрызнулась, типа, ерунда какая! Алена с удовлетворением отметила, как расслабился Беркутов.

Лиза вновь и вновь набирала номер парня, но тот был «вне зоны». Да, признаться, с самого начала его ухаживания выглядели странно, но на фоне остальных событий это казалось не столь важным. И не только Алене, но и самой Лизе. Алена не поняла лишь одного – ее дочь, всегда закрытая для откровенностей, вдруг стала обсуждать дела своего друга детства Шурки с посторонним мужиком. Скорее всего, нужно было выговориться, а Нелли (ее «подушки») не было, сама Алена была озабочена делами Шведова, девочка просто растерялась. Так решила Алена, облегченно вздохнув: теперь еще отец имеется у Лизки – выслушает.

Алена вдруг задумалась – а не похож ли Герман на того парня на записях с видеокамер? Конечно, у парня борода, усы… а если представить без них? Жаль, глаз не видно. Нет, кажется, ничего общего…

Алена бросила взгляд на часы: пять минут одиннадцатого. Где же он? Уже все конторы давно закрыты, даже если сейчас Шведов в доме Полины, мог бы и позвонить!

Лизка давно легла спать, дождавшись Шурку. В город парня с подругой доставили только к семи вечера, по дороге пришлось заезжать на шиномонтаж, прокололи колесо. Беркутов, допросив обоих, отпустил их, взяв с Шурки подписку о невыезде. Вернувшийся из следственного комитета, Шурка выглядел больным, а они набросились на него с упреками. Первой опомнилась Лизка. Авторитетно заявив, что тот не должен разглашать тайны следствия, приказала всем отстать от «мальчика», накормить, дать выспаться, а уж потом, завтра… И вновь Алена, а с ней и Нелли, подивились разумности Лизки. Словно в их женском трио она – старшая!

Алена схватила телефон, как только тот издал еще первый, приглушенный звук вызова.

– Да, Витя… я поняла. Дай мне пять минут, я соберусь и выйду, – торопливо проговорила она, ища ручку: нужно было оставить записку Лизе. То, что она не вернется от Шведова до утра, не сомневалась.

Она его едва узнала! В потоке тусклого света уличного фонаря, возле которого тот стоял, Виктор показался ей глубоким стариком.

– Родной! – она не смогла сдержать слез, утыкаясь лбом ему в подбородок, заросший щетиной, и тут же чуть не задохнувшись в крепком объятии сомкнутых рук. Слегка отстранившись, подняла на него взгляд, поймала больной ответный и провела ладонью по щеке. – Как же ты устал… Поедем?

Он кивнул, неохотно ее отпуская…

* * *

Сквозь неплотно сдвинутые шторы пробивалась дорожка лунного света, очень тонкая, словно луч. Алена смотрела на Виктора, а тот на точку на ковре, куда упирался конец этого луча. Он говорил тихо, монотонно ведя диалог сам с собой, то обвиняя себя, то задаваясь вопросом – почему? Алена молчала, понимая, что любые ее слова бессмысленны. Да и не уверена была, что Виктор их услышит.

– Я поразился ее материнскому чутью, уже в коридоре больницы, у отделения реанимации, Полинка выглядела так, будто самое страшное произошло и Лары уже нет. Хотя, когда она вышла от нее, та была жива. Я еще разозлился – что ж хоронить заранее? А она знала, знала… Обреченно молчала до тех пор, пока не вышел доктор и… Я виноват, что не предложил врачам помощь, ну лекарства, может быть, какие нужно было срочно, консультацию светила медицины… не знаю! Хоть что-нибудь! А я растерялся и ждал. Чего ждал?! Когда она своими ногами из реанимации выйдет?!

И когда Полину укладывал спать, даже не екнуло – врача пригласить, чтобы давление проверили, кардиограмму сняли… Она же выглядела полутрупом! А я решил – а как иначе? Дочь потеряла… Сам держался лишь потому, что за нее отвечал. И не сберег! Она всю жизнь для меня была ближе, чем мать, а я, выходит, чем отплатил? Почему так? Где-то читал, что две даты изменить нельзя: рождение и смерть. В какой-то книге там, на небесах, они прописаны. То есть, если суждено умереть – умрешь в тот час, что предопределен. А как же других спасают? Медики с того света вытаскивают безнадежных! Неужели лишь потому, что час не пришел? От человека самого что-нибудь зависит? Выходит, нет! И я ни в чем не виноват? – он, наконец, оторвал взгляд от лунной точки и посмотрел на Алену.

– Витя, не кори себя. В смерти Лары виноват этот урод, ее муж. Не бери на себя лишнего. А Полина ушла за дочерью. Видимо, не смогла бы жить без нее. Убийцу задержали?

– Да! Уже в Шереметьево, смыться из страны хотел. И удалось бы! Документы новые. Спасибо таможенникам – опознали по фотографии.

Я все время думаю, а человек ли он, этот Давыдов? Насколько нужно быть извращенцем, чтобы двух женщин на тот свет отправить из-за денег! Самому заработать никак, что ли? Он первый раз женился на дочери своего тренера. В девяностые из спорта они вместе ушли в бригаду. Занимались рэкетом, земли за гроши скупали. Давыдов-то шестеркой при тесте был. А лет через пять вдруг босса кто-то расстрелял в упор, Давыдов дела его принял. Если тот еще как-то по понятиям жил, этот прослыл беспредельщиком. В девяносто восьмом у него дочь родилась, нашей Ларочке ровесница, выходит. А через два года жена вдруг пропала. Надо сказать, что имущество ее отца все ей по наследству перешло. Ну, а после того, как ее признали умершей, Давыдов все получил. Представляешь, сколько лет не было известно, что он и отца ее, и ее саму убил? Только сейчас свидетель, точнее его соучастник, признался. И то лишь после ареста Давыдова.

А Лару он подставить хотел, назначив директором своего агрохолдинга. Когда понял, что в разработке и земля под ногами горит. И все бы удалось, но девочка наша умная была, догадалась. Забил до смерти. Видимо, не хотел до конца – не все документы подписала…

За ним еще эпизодов с трупами тьма. Заговорили его подельники, а то запугал их, молчали. Зверь…

– Не могу поверить! Мне он показался при встрече нормальным адекватным мужчиной. Даже обаятельным. Видела я его, правда, два раза: когда квартиру оформляли и в день выезда. Лариса счастливой казалась рядом с ним, – Алена была ошеломлена услышанным.