Благие намерения. Мой убийца - Ричард Халл

Однако вердикт отстоял правосудие, а теперь человечность восторжествовала и в Уголовном апелляционном суде. Судья достиг обеих целей. Казнь отменяется.

Довольно улыбаясь, сэр Трефузис снова пробежал глазами колонку. «Подчеркнул линию обвинения… не упомянув все, говорившее в ее пользу… в частности, не была упомянута близорукость подсудимой… не понимая ничего ни в ботанике, ни в садоводстве… многочисленные ошибки…» Да, Вернон аккуратно собрал все моменты, на которые надеялся сэр Трефузис, и даже добавил несколько таких, которые сэру Трефузису показались менее удачными. Вряд ли было честно утверждать, что судья почти не рассмотрел возможной виновности трех остальных. Ему пришлось строго напомнить себе, что на это обижаться нечего.

Ага! И вот, наконец, главный пункт, на который он рассчитывал. Не зря ему показалось, что Вернон, заметив промашку, едва сдержал торжествующую улыбку. Сэр Трефузис удовлетворенно кивнул. Да, именно так. Он не объявил присяжным, что они могут признать лицо виновным только «вне всякого разумного сомнения», а в противном случае они обязаны… Эти слова давно стали его плотью и кровью, и потребовались значительные усилия, чтобы их не произнести.

И судья не произнес их, гарантировав, что это упущение вкупе с общим враждебным тоном напутствия присяжным практически заставит Уголовный апелляционный суд аннулировать вердикт. Так все и вышло. Сэр Трефузис чуть не расхохотался, читая, с какой деликатностью они пытались пощадить его чувства. Они были полны таких же благих намерений, как и он сам. Но главное – они сделали все как надо. Он радовался, радовался всем сердцем итогу суда по делу об убийстве Ланселота Генри Катберта Каргейта.

Алан Ренвик был мне не по душе еще до того, как стал убийцей. И в некотором роде удивительно, что я так для него расстарался. Впрочем, я никогда не делал вид, что действую исключительно из добрых побуждений. Не то чтобы он совсем мне не нравился: время от времени и я попадал под его чары, однако у наших отношений была другая основа.

Он был моим клиентом. Я составлял завещание, оформлял бумаги на аренду квартиры и решал от его имени кучу других менее банальных проблем. Обычно отношения между юристом и клиентом не приводят к стрессовой ситуации.

Крупный и высокий – примерно метр девяносто, Алан мог бы показаться симпатичным, если бы не заметный шрам на левой щеке – по его словам, результат автокатастрофы. С ним бывало весело, если собиралась приятная компания и он снисходил до общения. Однако он всегда все портил несносной заносчивостью. Каждым словом, каждым жестом намекал на то, что я ничтожен физически и профессионально – мелкий юристишка, нанятый для плевой работы, где требуется пара формальных навыков. По сути, сантехник. В те редкие моменты, когда он не мог не замечать, что я нахожусь с ним на одной ступеньке социальной лестницы, например при встрече в клубе, в котором мы оба состояли, он слегка удивлялся – причем, как правило, так, чтобы я это увидел.

И все же многим он нравился. Женщины, которые встречались на его пути, буквально теряли голову. Сам он не проявлял к ним ни капли уважения, а их не отталкивал даже шрам. Возможно, если бы им стало известно происхождение шрама, все было бы иначе.

Мы звали друг друга «Алан» и «Дик» и, наверное, казались друзьями. Алан всегда советовал своим приятелям: «Обратитесь к Сэмпсону! Он скажет, что делать». Надо отдать должное: он свел меня с полудюжиной очень приличных клиентов, а приличные клиенты мне нужны, и дал в руки несколько дел, в которых требовалось урегулировать скорее бытовые, нежели правовые вопросы. Люди обычно считают офис юриста скучным и пыльным местом, но в жизни все не так. До наших ушей порой доходят весьма чудны́е истории, которые на поверку оказываются еще чудне́е.

Порой и для Ренвика я выполнял работу не вполне стандартную. Кроме того, подобно многим клиентам, он не раз позволял мне обнаружить кое-какие факты, которые выставляли его не в лучшем свете. Но даже привычный к таким выходкам, я не ожидал встретить Алана у своего подъезда в полдвенадцатого ночи. Очевидно, он меня поджидал. Стоял март, день к тому же выдался слякотный. Я сразу обратил внимание, что Алан основательно продрог и выглядел паршиво.

– Привет! – сказал я. – И что же ты здесь забыл?

– Тебя! – огрызнулся он. – Подозреваю, в квартире тоже никого. По крайней мере, к телефону никто не подходит.

– Если честно, никого, – подтвердил я, – хотя не возьму в толк, тебе-то какое дело. Ты не хуже меня знаешь, что я весь день в офисе, а ужинаю в клубе. Почему не позвонил туда?

С улицы шел слишком тусклый свет, и я не мог разглядеть выражение его лица.

– Не хотел. – В голосе Алана прозвучали подозрительные нотки. – Милое местечко у тебя, спокойное, – не к месту продолжил он, как я заметил, уклоняясь от темы.

При этом он нечаянно затронул особенно приятный для меня момент. Люблю тишину.

– Как в деревне, – согласился я. – Ни единого звука. Квартирка маленькая – большая мне не нужна, и смысла пускать деньги на ветер я не вижу. В меру современна, с приличной планировкой, рядом с центром. Соседей вообще не слышно, ни тех, что рядом, ни сверху, ни снизу. Напротив дома растут деревья, так что подглядеть за мной не получится. И я прекрасно обхожусь тем, что ежедневно ко мне заходит уборщица.

– Ты нанял домработницу? – с сомнением переспросил Алан.

– Да. Но она только что меня оставила. Между прочим, теперь придется стелить постель своими силами, а я не знаю, как это делается.

– Э-э… – протянул он, – у тебя только одна комната?

Такой грубый вопрос как раз в духе Алана Ренвика. Не думая, что может за ним стоять – хотя следовало бы подумать, учитывая, что он вообще странным образом оказался на моем пороге, – я ответил без промедления:

– Почему же. Комнатки, конечно, маленькие, но есть и гостиная, и гостевая рядом с моей спальней.

– И часто ты пользуешься гостевой?

– Почти никогда.

– Ясно… – Возникла небольшая пауза. – Тогда я поднимусь? Нужно переговорить. И кстати, у меня с обеда крошки во рту не было. Ты всегда держишь гостей на пороге?

Очевидная резонность последнего вопроса и полушутливый тон, коим он был задан, застали меня врасплох. Ко мне редко кто заходит. По правде сказать, почти никто и никогда. Квартира располагалась на втором этаже, и отсутствие лифта в здании меня не волновало. На самом деле я был даже рад – уж точно не будет шума лязгающих дверей, – но соседи с пятого не переставая твердили, что здание устарело. Надоели до чертиков.

– Выходит, гостей ты принимаешь редко? – пробормотал Ренвик, поднимаясь вслед за мной.

Я не обратил на это внимания, так же как не заметил, насколько осторожно он держался вдали от окна, пока я не задернул шторы. Развернувшись к нему, я, естественно, спросил, не хочет ли он мне объяснить, в чем дело.