Благие намерения. Мой убийца - Ричард Халл

На несколько мгновений судья Смит задумался. Затем продолжил:

– Очень хорошо, пусть присяжные учтут, но в любом случае я хотел сообщить им, что это в целом измышления, не совсем относящиеся к делу. Более того, я должен указать, что до понедельника машину никто не осматривал – не считая мистера Лея, чьи показания, к сожалению, расплывчаты.

Такова версия, которую предлагает обвинение. Защита утверждает, что эта версия неточна в деталях, гипотетична и малодоказательна. Вам предстоит тщательно рассмотреть ее.

Тем не менее защита должна признать, что кто-то подсыпал цианистый калий в табакерку покойного в промежутке от 9.45 до 15.30, в крайнем случае до 17.00, даже если не считать яд прямой причиной смерти.

Защита предположила, что это могли сделать еще три человека: мистер Йокельтон – за веру и свой приход, мистер Макферсон – в попытке обезопасить торговцев марками и Рейкс – поскольку получил уведомление об увольнении или, возможно (если уж мы обречены рассматривать в этом деле нелепые и необычные мотивы), из страха, что хозяин превратился в безвольную тряпку. Вы помните странную сцену, которую он описал, на мой взгляд, в очень трогательных выражениях.

В чем дело, мистер Вернон? Хотите подать протест? Присяжные наверняка понимают, что я не пытаюсь склонить их на сторону Рейкса, а просто выражаю личное мнение по поводу сентиментальной реакции на происшествие, не связанное напрямую с убийством.

Итак, мы продолжаем. Обратите внимание, что мотивы у всех трех не слишком сильные. Точнее, не такие сильные, как в случае Нокс Форстер, которая, как вы помните, давая показания, не скрывала, что испытывает, как минимум, сильную нелюбовь к мистеру Каргейту и его убеждениям.

Но вернемся к другим трем. Представитель обвинения уже указывал на сложности, с которыми приходится сталкиваться при попытке приписать вину кому-либо из названных трех лиц, если только не заподозрить, что значительная часть показаний Рейкса – ложь. Мистер Блэйтон упростил мою задачу, подробно описав соответствующие моменты, так что мне достаточно лишь перечислить их.

Скамья присяжных становилась все жестче и жестче, так что Эллис и его коллеги с облегчением обнаружили, что судья решил поступить, как и сказал. Он очень быстро разобрался с тремя возможными подозреваемыми, и стало окончательно ясно, что, по мнению высокоученого судьи, все трое были ни при чем. Вскоре он перешел к следующему пункту.

– И наконец, нужно рассмотреть местоположение табакерки и пузырька.

Вам были представлены результаты тщательного расследования, и я не буду надолго задерживать ваше внимание. Что касается табакерки, следует учесть, что Рейкс с уверенностью заявил, что она находилась у левой руки Каргейта, а мисс Нокс Форстер сказала, что у правой руки, имея в виду один и тот же утренний час; Макферсон сказал, что после обеда табакерка стояла у левой руки покойного. Какой вывод делает из этого обвинение, я не совсем понял.

Защита утверждает, что это просто говорит о рассеянности Нокс Форстер, которая совершила эту ошибку добросовестно, как совершила аналогичную ошибку, например, в отношении роз. Вам предстоит решить, сколько значения придавать этому факту.

Что касается положения пузырька с ядом, он точно находился на столе в 10.45, поскольку в этом показания Рейкса совпадают со словами мистера Йокельтона. В полдень пузырек точно находился на подоконнике, если верить садовнику Харди. Пузырек точно находился там в 11.38, если считать, что Рейкс говорит правду, передавая слова покойного. Очевидно, после этого пузырек не менял положения, хотя его могли брать. Но сразу после половины двенадцатого, когда мисс Нокс Форстер, по ее словам, вышла за розой (если она выходила), пузырек стоял на подоконнике.

Стоял ли? Защита утверждает, что стоял и что поставил его туда сам Каргейт. Обвинение говорит, что не стоял, но подсудимая считала, что стоит, так что, взяв его, как утверждает обвинение, примерно в 11.32, она вернула его не на стол, а на подоконник. Вы помните, что, по мнению обвинения, она вовсе не выходила в это время в сад и не могла видеть пузырек через окно.

Итак, господа присяжные, думаю, это все, что я могу сказать полезного. Теперь вам следует удалиться на совещание и вынести вердикт.

Джон Эллис возглавил шествие в предоставленную присяжным холодную унылую комнату, которая казалась особенно промозглой из-за того, что им предстояло решать, что именно случилось в тот жаркий июльский день.

На протяжении всего процесса Эллис боялся момента, когда ему придется вести за собой остальных одиннадцать присяжных; ведь Эллис, хоть и чуждый тщеславия, трезво оценивал себя и понимал, что если сам придет к какому-то решению, то без труда сможет убедить остальных с ним согласиться.

Беда была в том, что к решению он так и не пришел. Ему не хватало времени для спокойного обдумывания, без которого он не решал серьезные вопросы в министерстве, где занимал высокий пост. Хотя там ему и приходилось работать не покладая рук, никто не требовал принимать решения в спешке. И такую систему он считал разумной. В частности, Эллис был уверен, что лучше бы присяжные выносили вердикт, предварительно хорошенько выспавшись. То, что подобную задержку вряд ли одобрили бы подсудимые, ему не приходило в голову.

Сейчас, из-за ненужной спешки, Эллис ощущал неуверенность и боялся, что кто-то из его коллег слишком рано выступит с определенным заявлением, зная, что, скорее всего, будет протестовать чисто из вредности. Его живой ум не признавал излишней помпезности и категоричности. В ходе процесса Эллис постоянно чувствовал желание возразить и Блэйтону, и судье – просто потому, что они казались чересчур уверенными. Вернон, напротив, выступал гораздо более разумно. Он то и дело повторял: «Да, конечно, могло быть и так! Но в равной степени…» Такой подход импонировал Эллису, но, похоже, не остальным присяжным.

В совещательной комнате повисло долгое молчание, которое наконец нарушил потрепанного вида человечек в черном костюме и зеленом галстуке под тугим высоким воротничком.

– Метод! – сказал он вдруг. – Вот что нам нужно. Я постоянно повторяю это жене, когда говорю об управлении нашим магазином. Рыбный «Притчетт и Хансон» на Маркет-стрит. Рыба лучшего качества. Всегда к вашим услугам. – Он полез в карман за визитными карточками.

– Думаю, вы совершенно правы, – серьезно ответил Эллис, стараясь не выдать веселье по поводу напористости человечка. – Нужно рассмотреть дело методично.

– И первый вопрос – по крайней мере, мне он представляется первым – вот в чем. – Дородный фермер словно и сам удивился, что заговорил, а еще больше поразился, что все его слушают. – Был покойный отравлен или просто умер?

– А разве это важно? – вступил решительный молодой человек, по виду банковский служащий. – Его убили бы так и так.

– Полагаю, есть разница между убийством и покушением на убийство. – Эллис почувствовал, что кто-то должен ответить. – И думаю – собственно, даже уверен, – что наказания совсем разные.