Взгляд сквозь пальцы - Елена Арифуллина

В любом случае он защищал свой шанс на жизнь. А я благодаря ему избежала такого, о чем не могла подумать от ужаса и отвращения.

Стоп. Это я знаю, что таксиста загрыз оборотень, лиса-кицунэ. Но что увидит патологоанатом Валерка? Следы собачьих зубов. Откуда в машине взялась собака – это вопрос к следствию. А вот куда она делась из закрытой машины?

Я резко развернулась и припустила обратно – благо не успела уйти далеко. Вскоре в ночной темноте проступило светлое пятно – капот легковушки. Почему-то я подошла к ней на цыпочках, словно труп мог меня услышать. Обернув ладонь влажной салфеткой, открыла дверцу почти настежь. Застоявшаяся липкая вонь хлынула почти ощутимым потоком. С трудом сдерживая рвотные спазмы, я еще раз быстро обследовала салон, провела салфеткой по ручкам двери, по приборной доске со стороны пассажирского сиденья и пошла прочь, ускоряя и ускоряя шаг, не давая себе побежать. Если я запнусь о корень – а я о них постоянно спотыкалась в темноте, – вывихну, сломаю или просто потяну ногу, то вряд ли поможет отсутствие в машине моих отпечатков.

Когда автомобиль растаял в темноте, я вновь включила фонарик и осмотрела руки и одежду. Нигде ни одного пятна крови. Почему? Как так могло случиться? Я чувствовала, что ответ лежит где-то на поверхности, но подумать над этим не могла и не хотела. Меня захлестывало ликование. Пьянящая радость не давала думать, несла меня вперед, приподнимала над землей. Я чувствовала себя парусом, полным ветра, – ярким парусом виндсерфа в летний день.

И тут поняла, что стою в каких-то зарослях, а неподалеку шумит море. Что знаю, где нахожусь – на окраине парка. Что невыносимо голодна и голод растет с каждой секундой. На ходу в два приема я проглотила «резервную» шоколадку. Полегчало, но ненамного. Поесть нужно было плотно, очень плотно, как можно скорее – и желательно мяса.

До дома почти час быстрой ходьбы. При одной мысли о такси меня передернуло. До рассвета нужно попасть домой – и так, чтобы меня никто не увидел. Я уже часа два должна спать дома. Значит – ходу!

Я остановилась под ближайшим фонарем и еще раз внимательно осмотрела джинсы, ветровку и кроссовки. Так и есть, нигде ни капли крови. Руки тоже чистые. Как такое могло случиться? Кровь из порванных артерий бьет фонтаном – в замкнутом пространстве салона хоть мелкие брызги, но должны были попасть…

Ходу, ходу, ходу!

Не останавливаясь, я вытащила из сумки мобильник. Нет пропущенных вызовов – и слава богу. Роман мог позвонить еще, закон парных случаев никто не отменял. И тут, запихивая мобильник обратно в сумку, не попадая во внутренний карман, я боковым зрением увидела в тусклом свете горящих через один фонарей такое, что застыла на месте – с опущенной в сумку рукой.

У меня вновь появилась тень, но она не была моим силуэтом. Рядом со мной бежала тень лисы, на отлете державшей пушистый хвост. Высоко поднятая морда, настороженные ушки… Я вдруг ощутила то острое наслаждение, с которым лиса втягивает недоступные мне запахи, купается в них и в сыром ветре с моря – вон как разлетается пушистая шерсть с каждым его порывом.

Я остановилась – она тут же села и обернула хвост вокруг чинно составленных вместе лап, совсем по-кошачьи. Силуэт странно изменился – ага, понятно, это она выжидающе повернула морду ко мне.

Ну что ж, пошли, рыжая. Нам надо успеть до рассвета.

Мы так и шагали вдвоем, пока я не попала в густую тень от старого тополя у подъезда. Она накрыла лису, словно черный плащ фокусника, и растворила ее в себе. А я вошла в подъезд и стала подниматься по лестнице, подсвечивая себе изрядно подсевшим фонариком.

Дверь открылась в темноту и домашние запахи. Странно, эта чужая убогая квартира все же пахла домом. Да она и была им – ведь здесь все, кого я люблю. А Генка обязательно вернется, не может не вернуться. Я включила свет в крохотном коридорчике и принялась нога об ногу сдирать кроссовки. Из детской процокали когти, и на свет вышел сонный Макс.

– Хорошая собака, – сказала я тихо.

И тут Макс зарычал. Сморщенный нос, прижатые уши, взъерошенная шерсть между лопатками и дорожкой по хребту… Да что же это делается?

Так бывало, если он, гуляя с нами, встречал кого-то крупного, сильного и потенциально опасного – вроде ротвейлера из четвертого подъезда. И означало это, что он вот-вот бросится на врага, от которого готов защитить нас любой ценой. Только сейчас врагом была я.

Собачий нос сморщился еще больше, блеснули белые клыки. И тут я услышала другое рычание, более низкое, рокочущее.

Это рычала я. Звук рождался где-то глубоко, заставлял трепетать диафрагму и вырывался из приоткрытого рта, ноздри раздувались и парусили.

Макс простоял передо мной еще несколько секунд, потом резко повернулся и протрусил по коридору к детской. Хвост и голова опущены, но шерсть между лопатками по-прежнему дыбом. Он уступил силе, но сдаваться не собирался – улегся у приоткрытой двери детской, положив голову на передние лапы. Последний рубеж обороны был четко обозначен.

Хорошо, что дверь в мою спальню ближе по коридору. Но дверь в кухню была еще ближе, и я бросилась туда – к холодильнику.

Десяток сырых сосисок. Кусок сыра граммов на двести, остаток ветчины. Пара крутых яиц. Только проглотив все это, я смогла остановиться. Плеснула в чашку кипяченой воды, разболтала в ней растворимого кофе, побольше сгущенки и залпом выпила, не почувствовав вкуса. Впрочем, и все остальное заглатывала, не ощущая ни вкуса, ни запаха.

Лишь бы не проснулись девчонки!

Я метнулась в ванную, закрылась на щеколду и стремительно разделась. Следов крови на одежде не было. Свернула ее в тугой ком, запихала на дно корзины для грязного белья и принялась мыться, яростно натирая себя мочалкой.

Вылезая из ванны, я поскользнулась, ухватилась за дверной косяк и нечаянно взглянула в запотевшее зеркало.

Собаки умеют улыбаться, я давно успела это узнать. Но не знала, что лисы тоже умеют.

Лисья морда в зеркале улыбалась. Она до самых глаз была перемазана в крови, пышные баки слиплись в комок и стояли колом, между зубами тоже чернела кровь. У меня закружилась голова. Лисья морда поплыла перед глазами, улыбаясь как сообщница, довольная успехом. Так вот почему кровь не брызнула на меня.

Я отвернулась от зеркала, обмоталась полотенцем и выскользнула в коридор. Макса там не было – явно залег в детской под дверью.

А что удивляться? Такса – норная собака, изначально предназначенная для охоты на лису и барсука. Еще в Красноярске нам предлагали водить Макса на притравку по лисе, суля ему большое будущее: «Вот увидите, потом на щенков от него в очередь будут записываться! Он у вас крупный, сильный, работать будет хорошо, подумайте…» Мы с Генкой отказались наотрез, а Дашке об этом предложении и говорить не стали.

Что ж, буду запираться от собственной собаки. Не хватало еще быть загрызенной у себя в постели.

Только повернув фиксатор на дверной ручке, я почувствовала себя в безопасности. Ощупью добралась до кровати, бросила мокрое полотенце куда-то в угол – авось долетит до кресла – и рухнула в черную яму сна, не успев положить голову на подушку.