Пуд соли, или 12 Шагов в «Северном сиянии» - Рафаэль Азизов

нескрываемой издёвкой в голосе провожал его в изолятор ненавистный Алтайский Шарлатан.

– Перетопчешься! Хрен дождёшься! – с мрачным напускным спокойствием ответил ему Доктор, проходя в двери зала в сторону кухни, где и был злополучный погреб. Здоровая и тяжелая морозильная камера на колёсиках была отодвинута в сторону, а крышка трюма предусмотрительно открыта. Он молча полез по приставной лесенке вниз.

Трюм (шалим понемногу)

Доктор до этого момента ещё никогда не спускался в местный погреб. Когда они с Асланом на хозах укладывали в него овощи на зимнее хранение, то он подавал мешки с овощами и песок в вёдрах Асланчику сверху вниз и смог рассмотреть только ту его малую часть, видимую через лаз. Трюм был невысокий, тесный с монолитными бетонными стенами, деревянным перекрытием, образующим кухонный пол и неаккуратной кирпичной кладкой под опору печки и дымохода. Всё внутреннее пространство было разделено на стеллажи с банками и кухонной утварью и отсеки для хранения реабилитационного овощного урожая. Спать ему предстояло на двух деревянных ларях, доверху наполненных картошкой. Под голову же предназначался ящик с закопанными в песок морковкой и свеклой, на котором валялись пустые мешки и куски картона вместо подушки, одеяла и постельного белья. Главный герой не успел даже толком осмотреться, как услужливые волонтёрские руки выкрутили электрическую лампочку, крышка люка захлопнулась, и в его новом пристанище стало темно как у негра в заднице. Морозильная камера с шумом была надвинута на крышку погреба, и в воцарившейся после этого тишине он остался один на один со своими нездоровыми мыслями.

Сказать, что главного героя разрывало изнутри от гнева, ненависти и бешенства – это всё равно, что ничего не сказать! Мозг словно парализовало – он даже не собирался приходить в себя и возвращаться в реальность, гоняя по бесконечному циклу проклятия и плевки яда в адрес всех и вся! Только спустя несколько минут после того, как он остался один до него дошло, что в ногах правды нет и можно хотя бы присесть на ящик с картоном и мешками, а не стоять как голый истукан посреди этого чулана. Нащупав в темноте посадочное место, он приземлился на него, предусмотрительно соорудив мягкую подстилку под зад.

Некое прояснение в мыслительном процессе начало налаживаться, и Доктор твёрдо для себя решил, что не собирается здесь героически замерзать как генерал Карбышев в плену у фашистов. А потому ему надо было только дотерпеть до того момента пока все уснут, поднапрячься и открыть крышку трюма, отодвинув морозилку, тем более о том, что это возможно он узнал от Подробного, который в своё время сам так отсюда вылазил. «А дальше даже ничего и выдумывать не надо! Газовый баллон на печку и гори оно всё синим пламенем! Сами уроды говорят, что всем не выжить! Вот и пусть Господь рассудит кто ему нужнее… В конце концов, это вынужденная мера!».

Немного поуспокоившись в результате принятых решений, он начал мысленно перебирать варианты собственной дислокации на момент планируемого взрыва, т.к. в вопросах, касающихся собственной жизни и здоровья, не хотел пускать всё на самотёк и полагаться только на волю провидения. Кроме того, нужно было сохранить наверняка кого-то из товарищей для отмазки в виде оправданий своих действий в последующем неминуемом разборе полётов органами правопорядка и следствия.

От начала его заточения прошло совсем немного времени, и Доктор даже не успел, как следует замёрзнуть, как внезапно за звуком отодвигающейся морозилки открылся люк, и появившаяся в образовавшемся квадрате света Полторашкина физиономия сказала:

– Вот вещи, одевайся! – и вниз полетели ватный комбинезон, тёплая куртка, штаны, свитер, дутые сапоги, шерстяные носки и новёхонькая шапка-ушанка из обшитого синим материалом искусственного меха, которую с последнего выезда привёз Казах и в которой он гордо исполнял роль надсмотрщика на улице. К своему удивлению Док, при этом уничижительном действе преодолев первое мимолётное желание грубо послать Полтораху куда подальше вместе с монатками, начав их напяливать на себя испытал даже некоторое облегчение, так как теперь точно не надо будет никого взрывать в борьбе за свою жизнь, ведь он, конечно же, не был прирождённым душегубом.

Утеплившись как следует, после того как лаз закрылся, Доктор как смог поудобней устроился на своей импровизированной кровати, растянувшись во весь рост. Как ни странно, он испытывал даже некоторое подобие радости, ведь теперь несколько дней можно просто отдохнуть от всего этого балагана и просто не видеть опостылевшие рожи Консула и волонтёров! Да и наконец, элементарно выспаться, к счастью, ватная верхняя одежда смягчала неудобства картофельного ложа, а ушанка с одетым поверх неё капюшоном куртки вполне помогала создать из пустых мешков иллюзию подушки. Звуки, доносившиеся из дома, стали утихать и Док сам не заметил, как закимарил, отъехав в прекрасный мир фантастики и сновидений.

Он проснулся в полной тишине и кромешной темноте от острого и нестерпимого желания опорожнить мочевой пузырь. Обычно узнику трюма выдавалась для этих дел пустая пятилитровая пластиковая бутылка. Доктору же не выдали ничего. Он вспомнил, что успел заметить на стеллаже белые пластиковые ведёрки средних размеров из-под майонеза или шпатлёвки и решил, что вправе использовать одно из них, чтобы облегчиться. Нащупав в потёмках заветную тару, он, торопясь потянул её к себе, при этом предательски громко звякнули стеклянные банки и металлические кастрюли с крышками, стоящие на той же полке. Произведённый шум несколько смутил главного героя, но ни в коем случае не мог помешать ему в осуществлении своих намерений. Оценив наощупь габариты пластмассового сосуда, и признав их вполне удовлетворительными для достижения заветной цели он, испытав невероятное удовлетворение, наполнил в силу мочегонного действия чая и низкой температуры помещения чуть не половину ведёрка тёплой пахучей жидкостью.

Едва успев поставить свой невольно организовавшийся ночной горшок на единственно свободное пространство пола перед приставной лестницей и застегнуть штаны, он услышал торопливые шаги над головой и шум открывающегося люка. Быстро заняв позицию на своём ложе, Доктор стал наблюдать как, несомненно, поднятый с постели, одетый в одни стильные трусишки, и посланный услышавшим шум Бородой Полторашка не услышав ответа на свой оклик начал спускаться по приставной лестнице вниз, поленившись вкрутить лампочку. Полторашкой или Полутораметровым его назвал юморист Фага за невысокий рост, который, конечно же, был несколько выше обозначенной величины.

Этот молодой двадцатишестилетний «мажорик», внук богатой бабушки, занимался боксом, выступал в наилегчайшем «бараньем» весе, много показушничал по этому поводу и просто мешал спокойно жить абсолютно всем резидентам Первого дома, чрезмерно добросовестно выполняя все гадские поручения Верховного Консула. По этой причине