Их пленница - Мария Устинова

На светский разговор не очень похоже. И румянец со щек так и не сошел до конца. Неприятно, что посторонний мужчина знает, какое на мне белье. И плевать, что он оборотень и мы только что мылись вместе.

Я опустила глаза — на руки. Мощные предплечья в светлых волосках, так выглядят руки настоящего мужчины: тугие мышцы, выступающие вены.

Хотела ли я себе мужа-человека? Я усмехнулась. Иногда хотела, да.

Но не так, как могли бы подумать. Я бы хотела мужа-человека, если бы со мной ничего не произошло. Когда я представляла будущее, в котором парни меня не утащили, а я как-то сама устроилась, нашла работу, встретила хорошего человека… Вот тогда я бы хотела мужа-человека.

А в моей реальности это невозможно.

Марк это понимал.

Он смотрел взглядом опытного мужчины, который понимает, чего женщина хочет и что он может ей дать. Взгляд не по возрасту. Обычная семья мне уже не светит. Мы оба это знаем.

Я представила себе парнишку, который сделал мне предложение, а я переехала к нему и все бы забыли, что я та самая Оливия. И он никогда бы не вспоминал о моем прошлом, моих парнях, о моих слишком близких контактах с оборотнями. Это ложь, что существуют мужчины, способные закрыть глаза на то, что у его девушки был групповой секс с полу-людьми, полу-зверями. Три раза «ха».

С моей историей среди людей мне больше нет места.

Марк расстегнул манжеты рубашки, и я представила, что он мой муж. Как будто пришел с работы домой, а я его ждала и теперь стою и им любуюсь. Не уверена, что это про меня.

— А разве имеет значение, чего я хочу?

— От вас зависит, — он подошел и провел по щеке ладонью. Я закрыла глаза — приятная ласка, влекущая. Ласка мужчины, чьей женой хочется быть.

Я даже не поняла, на что он меня поймал. На какое обещание счастья?

Впервые с тех пор, как я ушла от мальчиков, мне хоть капельку понравился кто-то.

— Меня уже не примут, — вырвалось у меня.

И с таким чувством, будто хотелось пожаловаться на всех тех, кто отказал мне в обществе. Причем еще задолго до того, как я оказалась в «Авалоне». Они бросили меня, когда умерла моя мама.

Марк не человек, я надеялась, он поймет. Поймет ту боль, что я ношу в себе многие годы. Боль одиночества, утраты и людского отчуждения.

Он гладил мое лицо, я положила пальцы на запястье и закрыла глаза.

— Неважно примут вас или нет, Оливия… Это вы должны принять себя. Признать, чего вы на самом деле хотите. Какой семьи. В ваших желаниях нет ничего постыдного.

Разве нет? За что же меня тогда осуждают?

— Любовь вам могут дать только такие, как мы, — продолжил он, не прекращая гладить. — Ту любовь, какая вам нужна. И я вам предлагаю дом, семью, покровительство.

В обмен на что? Он так и не сказал.

Я не богиня Баст, чтобы за меня бились два прайда. Я даже не оборотень. Зачем я им? Для чего делать меня счастливой? Не верю, что только из-за секса.

Но я с надеждой смотрела на него и молчала. Я очень хотела верить в сказку.

И знала, что сказок не бывает.

— Подумайте об этом, Оливия, — его улыбка обещала так много. — Я вызову такси, после ужина вас отвезут домой. Об остальном мы позаботимся сами. И завтра я бы хотел узнать ваш ответ.

— Хорошо, — ответила я.

Мне не было смысла торговаться.

Вернулся Александр, мне показалось, что все это время он просто стоял в коридоре, давая нам время поговорить. Мы ужинали втроем, я жевала теплое рагу из овощей и потрохов, и думала про случившееся. Все выглядели уставшими и сонными.

Когда меня отвезли домой, глаза уже слипались. Таксист пялился на меня в зеркало, словно узнал, но я надеялась что нет. Надеюсь, просто принял за дорогую проститутку, которую везет от клиентов и все.

Я поднялась на свой этаж, еле переставляя ноги. Каблуки стучали по лестнице. В пустом ночном подъезде получалось особенно громко. В квартире я даже не стала включать свет — хотелось отдыха, темноты и тишины.

Я быстро стянула с себя чужие и неприятные тряпки, надела нормальные трусы и улеглась в постель, пахнущую поздним летом и лавандовой отдушкой для белья. В ночной тиши сон не шел.

До Руслана так и не доехала, а потом вовсе отключила телефон, но, надеюсь, он не заявится. Но завтра нужно обязательно с ним поговорить. Я не решила, расскажу ли о львах, но у меня появились вопросы.

Наверное, не скажу. Я чувствовала себя предательницей, но какого черта? Отныне я играю только за себя.

Мою машину действительно перегнали.

Я обнаружила ее, выглянув утром из окна — сияя намытыми бортами и лобовым стеклом, она стояла у подъезда. Ее помыли. Небольшой знак внимания или попытка замести следы?

Я неопределенно хмыкнула и включила апельсиновый чайник. Пока закипала вода, я стояла у окна, кутаясь в тонкий белый халат (старый подарок мальчиков, конечно), и хмуро смотрела на улицу. Отдохнув, я соображала лучше.

Пара молодых львов ищет место, где захватит солидный кус и заживет на полную катушку. Львиц в нашем городе нет. Но их в принципе не очень много. Один из простых способов все-таки львиц к себе заманить — предложить им хорошую территорию. Если она будет лучше материнской, они придут.

А может, им и не нужны львицы, кто знает.

Рожать от оборотня любая может. Спать вообще можно с кем угодно. Зачем им львицы такой ценой?

Здесь поживиться есть чем — у нас город богатый, сюда охотно вкладывают. Вернее вкладывали раньше, пока у мальчиков не попросили деньги назад… Что-то в этом есть. Где-то здесь собака порылась.

Деньги здесь водятся… Но здесь водятся и тигры — пара молодых и сильных самцов, с которыми еще нужно сладить. Конечно, их трое… И если моих мальчиков рассорить, победить их будет проще.

Я прошлась по квартире, подошла к шкафу, вспомнив про еще один их подарок. Браслет с буквами на подвесках. Их инициалы. Мне подарил его Зверь и этот браслет я очень любила. Я отыскала его и взяла в руки, рассматривая на свету потемневшее серебро, а затем защелкнула на запястье.

Если львы победят, их убьют. Никаких сомнений у меня нет. Такие у их мира нравы.

А вот что станет со мной… В случае победы меня возьмут к себе — в их постель, их дом, если я захочу. А может, притащат и посадят на цепь в «Авалоне», если они выиграют, а пленница бывших хозяев города откажет новым самцам, что будут господствовать.

Кто их знает. Понятия не имею, как они самоутверждаются.

Пока львы милы со мной. Но боюсь, только пока я мила с ними.

Чужая возня мне не интересна. Я хочу куда меньшего — узнать, что стало с моим ребенком, кто это сделал и чем я это заслужила.