Тревожное торжество - Валерий Александрович Пушной

тебя в клочья, если не скажешь! – угрожающе надвинулась Истровская на длинного, нескладного, худого Адаевского.

Он развел руки, мол, давай, начинай. Она сверкнула глазами и атаковала с другой стороны:

– Как называется его фирма?

Но Анатолий и тут пожать плечами, промолчал, будто в рот воды набрал.

– Ну и дурак же ты, Анатолий, – зло взбрыкнула Алла. – Да я без тебя в интернете все отыщу.

Села в машину, достала смартфон и зашла в интернет. И скоро действительно нашла информацию о фирме Хавина. По дороге домой обдумывала, как поступит дальше. Отступать не собиралась. Напротив, любой ценой намеревалась заарканить Павла. Он ущемил ее самолюбие. На глазах у знакомых она потерпела поражение, что было недопустимо. Нет, она докажет всем, что Хавин не ускользнет из ее рук.

У нее дома ее ждал Валентин. Все время, после его размолвки с Юлией, он проводил в постели с Истровской. Алла выжимала из него соки, доводя до полного изнеможения. А когда она исчезала на какой-то период, он отсыпался. В его сознании все слилось в один миг. Постель Истровской странным образом отсекла прошлую жизнь. Он забывал о Юлии.

Алла, взбелененная тем, что с Хавиным сорвалось, набросилась на Валентина с жадностью и злостью. Тот едва успевал за ее желаниями. Она будто осатанела. Кидалась на него, как хищница, хотя перед глазами у нее стоял Павел. Валентин был прост, как раскрытая книга, а ее всегда увлекали натуры сложные, это возбуждало до умопомрачения. Между тем Валентин был ей нужен как дивиденды на будущее, как козырь для унижения Аспенских. Это грело душу.

Всю последующую неделю Истровская провела с Валентином. Ни разу не вышла из квартиры и не отвечала на звонки телефона. Вновь и вновь ненасытно впивалась в него, стараясь забыть Хавина. Но это плохо получалось.

Наконец она словно очнулась. Взглянула на Валентина неласковым отчужденным взглядом:

– Все, милый мальчик, собирай манатки. Сладкое закончилось.

Валентин оторопел. Только что требовала не останавливаться и вдруг…

– Не понял, – обронил он.

Алла усмехнулась. Он надоел ей. Однообразие начинало тяготить. Она была человеком настроения. А оно у нее могло меняться стремительно. Так же одним махом она принимала решения. Это было ее природой. Но ничего подобного Истровская не сказала Валентину, его следовало держать на поводке, для будущего. Потому просто успокоила:

– Надо передохнуть, Валентин. Но мы еще поиграем с тобой, будь уверен.

Валентин нахохлился, соскочил с кровати, быстро собрался и, не прощаясь, вышел из ее квартиры. Отъехал от дома. И только тут подумал, что ехать ему некуда. Хотя у них с Юлией была квартира, подаренная родителями после свадьбы, однако там его никто не ждал.

Целый день бесцельно мотался по городу. Выезжал за его пределы, кружил по дорогам, возвращаясь мыслями к Юлии. Истровская медленно уходила на задний план и где-то там пропадала. Все четче проступало лицо жены. Впрочем, он убеждал себя, что к старому возврата нет. Но и нового у него не было. Становилось тоскливо и одиноко.

Вечером Валентин все-таки отправился в свою квартиру. Перед подъездом порылся в карманах, достал ключ и по лестничному маршу поднялся на этаж. У двери нерешительно потоптался, представляя, как неприятно удивится его появлению Юлия. И вставил ключ в замочную скважину.

Дверь открылась беззвучно. Он переступил через порог и прикрыл ее за собой. Прошел по квартире. Та была пуста. В комнатах ничего не тронуто, все лежало, как последний раз. Значит, Юлия не жила тут. Тогда где она? Может, у своих родителей? Но зачем ему об этом знать? Ведь все кончено. Она сама объявила об этом. Значит, и его родителям уже все известно. А раз так, ему проще. Не надо будет ничего объяснять. Он достал сотовый, включил его и набрал номер матери.

Марина схватила телефон. Обрадовалась:

– Ты откуда звонишь, Валентин, мы с ног сбились, разыскивая вас с Юлией. Не знаем, что и думать. Ни твой, ни ее телефон не отвечает. Где вы запропастились? Ваши друзья пожимают плечами. Вы исчезли, никому ничего не сказали. Так и знай, мозги я тебе прочищу. Вы всех волноваться заставили. Не с полицией же вас разыскивать.

Мать сказала «вас с Юлией», подумал Валентин, следовательно, родители ничего не знают об их разрыве, к тому же, выходит, Юлия тоже исчезла, и родители считают, что они находятся вдвоем.

Марина продолжала распекать сына:

– Что за дурацкое поведение! Как несмышленые дети! Мы все на нервах! Аспенские тоже в неведении, разводят руками, беспокоятся. Передай Юлии, пусть позвонит родителям.

Валентин растерянно напрягся:

– Вообще-то мы уже взрослые люди, мама, – буркнул, не зная, что ответить матери.

– Взрослые, взрослые, но не из инкубатора, – оборвала та. – Прямо сейчас скажи Юлии, чтобы позвонила.

– Скажу, – снова буркнул сын, чтобы успокоить мать. – Я приеду. – Он не сообщил, когда приедет, ибо был обескуражен разговором с матерью. Приехать значит все рассказать. А стоит ли спешить с этим, пока не нашлась жена? Так захотелось вдруг, чтобы все у них наладилось. И возникло чувство брезгливости к самому себе за постель с Истровской.

Нет, он не сожалел. Огонь Истровской мог зажечь не одного мужчину. Но Юлия для него была и остается единственной. И это больше, чем жар Аллы с ее темпераментом и красивым телом.

Валентин разделся и лег на диван, он хотел сразу заснуть, чтобы ни о чем не думать, но ему это не удалось. Прошел вечер, уже наступила ночь, а он все ворочался, смотрел в потолок, и мозг кипел от напряжения. Заснуть удалось под утро. Но спал недолго, проснулся с тяжелой головой.

Юлия, оставив Хавина у придорожного ресторана, вернулась в город и первое, что сделала, позвонила матери.

Вероника, лежа в кровати, протянула руку за телефоном. Вчера, выгнав дочь из квартиры, Константин вновь сорвался и избил жену, прибавив ей синяков и ссадин на теле. У нее болели ребра, и она шевелилась с трудом.

Юлия по голосу матери почувствовала неладное, поймала такси и помчалась к ней.

Вероника медленно открыла дверь и, пряча глаза, попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. Дочери ничего не нужно было объяснять, она прижала мать к себе. Та застонала. Глаза у Юлии сузились, стали, как у дикой кошки.

– Этого больше нельзя терпеть, мама? Как ты с ним живешь? Надо себя не уважать, чтобы так жить! – с запалом выплеснула она, но тут же сообразила, как больно это слышать матери, и снова обняла ее. – Прости, мама, я не хотела тебя обидеть. Но я бы не смогла так жить.

Вероника