Эйлин - Отесса Мошфег

— Леонард.

Отец стиснул зубы так, что на подбородке запульсировала вена, и потер ладони.

— Теперь ты знаешь, — сказала я, отведя ладони от лица, как будто моя ложь сама по себе могла защитить меня от гнева отца. — Ключи?

— Ключи в моем халате, — ответил он. — Быстро иди переоденься. Не хочу, чтобы кто-то видел тебя в таком наряде. Все решат, что я умер.

Я нашла его халат скомканным, в пустом камине. Достала ключи, откопала свою сумочку в куче мусора возле входной двери, надела пальто и вернулась к машине. Рвота уже начала подтаивать, край лужицы коснулся ремня безопасности. Это было ужасно. Запах въелся во все, что на мне было, и мое пальто пахло блевотиной еще долго после того, как несколько дней спустя я бросила «Додж» и скрылась. Я совершенно не собиралась ехать в винный магазин, который все равно еще был закрыт в такую рань. Но мне нужно было высвободить из сугроба переднюю часть машины. Это потребовало усилий. Может быть, в ту ночь отец и спас мне жизнь, однако о моем здоровье он явно не заботился. Он мало на что был способен, я это знала. В тот единственный раз, когда я попросила его не дразнить меня, он расхохотался, а на следующее утро изобразил сердечный приступ. Когда приехала «Скорая», он сидел на диване и курил сигарету. Медикам он сказал, что чувствует себя отлично. «У нее месячные или типа того», — заявил им отец. Они пожали ему руку и уехали.

Выведя машину из сугроба, я поехала обратно в «О’Хара». Если б я была умнее, то сбежала бы уже тогда. Я могла бы просто умчаться в это морозное утро и быть свободной женщиной. Кто мог меня остановить? Но я еще не могла уехать. Я не могла покинуть Ребекку. Я припарковалась перед баром и вошла внутрь.

Там было темно, как всегда, только тонкие лучики света пробивались через потрескавшуюся черную краску на оконных стеклах над дверью. От запаха несвежего пива мой желудок перевернулся. Сэнди стоял за стойкой и пил воду из стакана.

— Можно купить бутылку джина? — спросила я.

— Ты вернулась, — сказал он. Его улыбка возмутила меня. У него был такой вид, словно он разговаривает с несмышленым ребенком. Вот ведь подлец!

— Моему отцу нужно выпить, — пояснила я.

— Вы, девушки, выпили вчера вечером весь джин, какой у меня был, — хмыкнул Сэнди. — Твой отец сможет в это поверить, а?

— А еще что-нибудь можно купить?

— У меня есть джин, девочка, — отеческим тоном ответил Сэнди. Сделав пару шагов, он наклонился и на миг скрылся из глаз, потом вынырнул с бутылкой «Гордона» в руках. — Считай это подарком на Рождество. Твоему отцу, не тебе. Ты заслуживаешь лучшего. Только сначала выпей со мной. — Сэнди поставил на стойку две стопки, резким поворотом запястья вскрыл бутылку — когда он срывал колпачок, раздался хруст, словно от ломающихся костей. — Одна порция вместе со мной, и все остальное — твое. — Он толкнул стопку ко мне. Я быстро проглотила ее содержимое. Жгучий вкус по крайней мере перебил привкус желчи у меня во рту. — Хорошая девочка, — похвалил меня Сэнди.

Протягивая мне бутылку, он другой рукой попытался погладить меня по лицу. Я отшатнулась.

— Скажи своему отцу, что это от меня, ладно?

— Скажу, — пообещала я.

— Спасибо.

Это был последний раз, когда я видела его. В последующие годы я иногда гадала, какие воспоминания о Сэнди остались похоронены в моей памяти с той ночи. Быть может, о его толстых, заляпанных пивом пальцах, щупающих меня, быть может, о его губах на моей коже, о его несвежем, отвратительном языке, проникающем в мой рот… Кто знает? Сэнди, где бы ты ни был погребен, надеюсь, ты не сделал ничего дурного. А если и сделал, я уверена, что ты каким-то образом за это заплатил. Все в итоге платят.

* * *

Когда я вернулась домой и поставила бутылку на кухонный стол, отец, казалось, спал в своем кресле, но не успела я уйти, как он подскочил и сцапал меня за запястье.

— Леонард, ты сказала? Какой Леонард?

— Польк, — тупо ответила я.

— Польк, — повторил отец. Я буквально видела, как ворочаются у него в мозгу ржавые шестеренки. Он потряс головой. — Я его знаю?

— Сомневаюсь — отозвалась я, выворачиваясь из его некрепкой хватки и взбегая вверх по лестнице. Там я с облегчением услышала, как он с хрустом сорвал колпачок с бутылки джина. Полагаю, все воспоминания об этом диалоге мгновенно выветрились из его памяти. Он больше никогда не упомянул имени Полька, хотя я надеюсь, что это направило его по ложному пути умозаключений, когда я исчезла. Я воображаю, как он ворчал: «Мне следовало понять, что она впуталась в неприятности».

Из-под раковины в ванной я достала груду ветоши и вернулась к машине, чтобы скинуть рвотные массы с сиденья в снег. Убрать всю замерзшую лужу разом оказалось на удивление легко, но от нее осталось пятно. Я посыпала его порошком для чистки посуды и прикрыла полотенцем. Уверена, что все это время я давилась в попытках блевануть снова, хотя на самом деле помню только то, как мчалась после этой уборки в душ. Я яростно терла тело, особенно его нижние области — убирая то, что накопилось там за ночь, — и смывала кусочки рвотных масс, присохшие к волосам. Руки у меня распухли и болели, когда я вытиралась полотенцем, все еще влажным после вчерашнего вечера. Рваные темно-синие колготки, брошенные на выложенный плиткой пол санузла, казались длинными руками призрака. Я быстро оделась, расчесала мокрые волосы, схватила пальто и сумочку и побежала обратно к машине.

Полагаю, подробности моего поведения в то утро не так уж нужны, но мне нравится вспоминать себя в действии. Теперь я стара. Я уже не двигаюсь неистово и порывисто. Сейчас я грациозна. Мои движения полны взвешенной, изящной точности — но они так медленны. Я похожа на прекрасную черепаху. Я не трачу силы зря. Жизнь теперь драгоценна для меня. В любом случае, когда я вернулась к машине, подъездную дорожку перекрывал патрульный автомобиль. Я в страхе остановилась. Копа, стоящего у машины, звали Бак Браун. Я помню его, потому что мы вместе учились в начальной школе. Он был большим и глуповатым, говорил шепеляво, глаза у него были сонные, а в уголках рта виднелись белые пузырьки слюны. Он был из тех мужчин, которые притворяются тупее, чем есть, чтобы застать тебя врасплох. Я очень не люблю таких людей. Поправив фуражку, Бак сунул руки в карманы.

— Мисс, — начал он, пришепетывая. — Можно вас на пару слов?

Полицейские всегда изъяснялись формально. Даже зная меня много лет, они никогда не называли меня по имени и на «ты». Никогда не доверяйте тем, кто так строго придерживается протокола.

— Это относительно вашего отца, — пояснил Бак. Ну, конечно.

— Слушаю, Бак, — нетерпеливо отозвалась я. Я пыталась улыбнуться, но чувствовала себя слишком усталой. И, похоже, не было никакого смысла пытаться задобрить его. До встречи с Ребеккой мне всегда было стыдно и боязно проявлять раздражение, как бы плохо я себя ни чувствовала. — Что тебе нужно?

— Это насчет револьвера, — ответил он.