Любовные письма с Монмартра - Николя Барро

– У нас тут искусство! – воскликнула Джульетта с сияющими глазами.

В заляпанном красками платьице она была похожа на маленькую Папагену.

Я посмотрел на яркие солнышки, деревья, цветы, облака, каких-то птиц и человечков и невольно рассмеялся. Не так уж сильно это отличалось от многих картин Миро.

– Вот это Джульетта… А это я, – сказал Артюр, показывая на двух человечков с огромными головами и крохотными тельцами, которые смеялись со стены, показывая острые зубки. У них были круглые глаза спиралью, косолапые ноги и по четыре пальца на каждой руке. У одного человечка были ярко-рыжие волосы, торчащие во все стороны, как проволочки, украшенные гигантским розовым бантом.

Скажу без преувеличения, они были похожи на марсиан, но сделанная каракулями подпись под ними, хотя и была не в ладу с орфографией, несомненно, исключала все недоразумения относительно того, кто здесь изображен, – «Атюр и Джулета».

– Вау! – вырвалось у меня от избытка чувств.

– Видишь, Джульетта: мой папа считает, что это клево!

Оба радостно уставились на меня.

Я решил быть клевым папой и спокойно принять их проделку. Вздохнув, я выдал художникам чистую одежду и внушил Артюру, что ни в коем случае не хочу видеть новых произведений искусства на других стенах в квартире. А затем заказал всем нам пиццу.

Когда я укладывал Артюра спать, он мне сказал:

– Шикарный был день, папа. – Глядя на меня сияющими глазами, он удовлетворенно вздохнул. – Джульетте тоже понравилось.

Очевидно, для него это было очень важно. Он вдруг подскочил с подушки:

– Как ты думаешь, мама бы тоже обрадовалась, если бы я ей нарисовал такую картину?

– Несомненно, – ответил я, погладив его по головке. – Только не такую огромную.

– Я знаю, – сказал он. – А то она не влезет в шкатулку.

Я немного удивился этому слову. Вероятно, Артюр подхватил его из какого-то фильма про кладоискателей, которыми сейчас увлекается.

Взглянув на картину над кроватью, я только покачал головой. Затем погасил свет. Будем надеяться, что Джульетта еще долго будет с ним «ходить», иначе придется замазать марсианского человечка.

Так что в следующий раз, Элен, ты получишь не только мое письмо, но еще и художественное творение Артюра.

Сейчас, когда я пишу тебе это письмо, передо мной лежит открытка, которую я в пятницу нашел на могиле – в «шкатулке».

Афоризм Тагора я читал и перечитывал много раз и все еще не решил, как мне его понимать. На какие закрытые врата я все время гляжу? Неужели это твоя могила? Но в чем же тогда смысл, если эта дверь проницаема и открывается для меня?

И разве в моей жизни открылись какие-то новые двери, спрашиваю я себя? И кто положил мне эту открытку? Ты ли это была, любимая моя Элен?

В такие дни, как сегодня, я в этом сомневаюсь. И в то же время мне так хотелось бы продолжить с тобой диалог: ты ведь видишь, я продолжаю тебе писать и рассказывать о том, как живу без тебя, – как ты мне и велела.

Вчера, когда я стоял у могилы, вдруг откуда ни возьмись там появилась Катрин. Она с любопытством посмотрела на открытку, которую я держал в руке. Афоризм Тагора она якобы не знает. Но было ли случайностью то, что она оказалась рядом с могилой в такой момент?

Уходя с кладбища, мы встретили Софи. Ты знаешь, это та реставраторша надгробий, о которой я тебе как-то рассказывал. Обе дамы оценивающе посмотрели друг на друга, как тигрицы, а Катрин потом довольно ехидно спросила, кто эта девица, похожая на трубочиста, и откуда я с ней знаком.

Я рассказал ей, что Софи работает на кладбище и реставрирует надгробия, и Катрин, кажется, потеряла к ней интерес.

Ох уж эти женщины! Все как одна загадочные существа! Но не настолько загадочные, как те ответы, которые приходят на мои письма. Куда меня заведут эти письма, Элен? Да и вообще – ведут ли они куда-нибудь? Или это просто приятное занятие, своего рода самоудовлетворение для мужчины, потерявшего жену и теперь без конца жалеющего себя и хватающегося за каждый проблеск надежды, как за соломинку. Хвататься за мертвую, которую навсегда утратил! Что это за напрасная игра? Но что это я пишу?! Нет, сердце мое, прости меня! Ни одно мое письмо к тебе не было напрасным. Кто бы их ни забирал – ты ли это была или кто-то другой, я писал их от всей души.

И вот я стою, как Орфей, которому так хочется вернуть любимую Эвридику из царства теней, но в конце концов он ее потерял. Потому что усомнился, потому что обернулся назад: он хотел убедиться, что любимая за ним следует, ведь шагов Эвридики он не слышал.

Я никогда не усомнюсь в том, что ты все-таки есть, Элен! Я не вижу тебя, но знаю – ты есть.

Я распахну все запертые ворота и впущу тот свет, каким ты всегда для меня была и, может быть, есть и сейчас.

Навеки твой,